В неверном свете

Когда Ильдирим зашла в кабинет четверки (на их дверь кто-то из коллег прилепил ксерокс с мордой бультерьера), ее взору представилась своеобразная картина. Один из молодых парней, которого она мысленно окрестила в пятницу «Румяным», сидел на телефоне и что-то записывал. Тот, что с тюленьими усами, сидел на батарее отопления, курил и глядел на нее так, словно она Артемида Эфесская, мать-кормилица со множеством сосцов. Оба были одеты практически одинаково: в джинсу — от пляшущего кадыка до теннисных носков, выглядывавших из дешевых ботинок.

Затем там был корпулентный шеф с колючим ежиком на голове и плохо выбритым лицом, который что-то втолковывал бледной девице в очках. Та лила крупные слезы на безрукавку с узорами в восточном фольклоре, взрослая Бабетта без ее толстых щечек. Перед этой жалкой фигурой маячил пай-мальчик в аккуратном костюме с иголочки, словно собирался предложить ей руку и сердце.

— О, разные ведомства идут на сближение! Что ж, заходите, — в отчаянии воскликнул Тойер. — Нам все равно терять нечего.

— Так, значит, сосед обругал вашего пса засранцем, — терпеливо повторил Штерн у телефона. — Ваш пес что-то наделал? Нет, я имею в виду не только «а-а», я имею в виду что-либо…

Тойер беспомощно топтался вокруг рыдающей девушки.

— Никто ни в чем вас не обвиняет, пожалуйста, не ревите… Мы просто хотим знать, о чем вы говорили с господином, которого все называли Вилли. Если бы вы рассказали нам об этом еще в столовой, мы бы вообще не пригласили вас сюда! Мы же просили вас! Кассирша вас узнала, нам известно, что еще многие студенты и студентки как-то с ним контактировали. Но большинство, вероятно, разъехались на каникулы. Сейчас мы просто хотим знать… да, пока что мы просто хотим знать, кто вы! — С трудом сохраняя терпение, он уставился на крышку стола и вытянул перед собой руки, словно доил крупную корову.

— Скажите же нам ваше имя и адрес… иначе придется вас обыскать, — почти шепотом сказал Лейдиг, которому как будто нравилось это беспомощное существо, вероятно, по контрасту: он ощущал себя почти крутым.

Девушка зарыдала еще сильней и упрямо потрясла головой:

— Мне не нужно было приходить. Все на каникулах. А я только хотела кое-что узнать…

Тойер убрал со стула свой небрежно брошенный кожаный пиджак и с лукавой улыбкой предложил Ильдирим присесть.

— Вы немного побудете у нас?

— Знаете, если ваш сосед еще когда-нибудь скажет что-либо подобное, — опять раздался вежливый голос Штерна, — то я… Да, разумеется, хорошо, что вы позвонили… Да, так я прошу вас. Ваш пес все-таки тоже испачкал ему площадку перед домом…

Тойер решительным шагом подошел к Штерну, вырвал у него трубку, несколько раз пролаял в нее и напоследок прорычал:

— Впредь держите своего засранца при себе и не отпускайте, черт побери.

В такие минуты, легким движением пальца нажимая кнопку телефонного аппарата, он с тоской вспоминал, как приятно было яростно швырнуть трубку на рычаг телефона в эпоху, когда после прогноза погоды сразу раздавался писк, обрывавший радиопередачу, и никто не мог выехать из ГДР.

— Вы что, приехали из бывшей ГДР? — машинально спросил он у студентки.

Новый телефонный звонок. Тойер схватил трубку и пролаял в нее. Потом выдернул провод из розетки. Стало тихо.

Плачущая девушка показала на Ильдирим.

— Кто это? — спросила она с дрожью в голосе.

— Прокурор Хилибили, — ответил Тойер самым низким басом, на какой был способен. — Все очень серьезно.

— Я прикажу вас обыскать, — тут же солгала Ильдирим, — моим самым суровым сотрудницам. Они настоящие живодерки. И вам придется раздеться. Совсем догола. Они заглянут вам в попу.

Печальная фройлейн вздрогнула и внезапно проговорила с достоинством святой Иоанны:

— Я расскажу сейчас обо всем.

Тойер взглянул на Ильдирим и еле заметно кивнул. Хафнер выставил большой палец. Двое остальных тихо зауважали прокуроршу, во всяком случае, теперь она стала для них своей.

5

Было не так поздно, как в криминальных телесериалах, но все-таки достаточно утомительно для одного дня, да и принтер у Лейдига перестал подавать бумагу.

Между тем студентка факультета евангелической теологии Доротея Бухвальд успела прийти в себя и теперь задумчиво дотронулась языком до кончика мясистого носа на плоском лице. Ильдирим отвернулась, ей было неприятно на это смотреть. Ей показалось, что ее дерзкий маневр заработал одобрительные взгляды, но она сомневалась, следовало ли представителю прокуратуры на такой ранней стадии работы так грубо давить на свидетеля. Однако ей повезло, девица явно не собиралась никуда жаловаться.