Мистик-ривер

— Может быть, кельтский крест, — сказал торговец, — это сейчас последний писк у...

Джимми ждал, что он скажет «у ваших», но торговец произнес лишь: «у очень и очень многих».

Джимми не поскупился бы и на мавзолей, знай он, что Кейти было бы это приятно, однако ему была хорошо известна нелюбовь дочери ко всему слишком броскому и вычурному. Одевалась она скромно, носила скромные украшения, никакого золота, и косметикой пользовалась редко, лишь по особым случаям. Кейти любила вещи простые, аккуратные, тяготеющие к некоторой изысканности, вот почему Джимми и выбрал белый памятник, а надпись попросил выгравировать каллиграфически, особым шрифтом; торговец предупредил его, что последнее сразу же удвоит плату резчику, но Джимми лишь повернулся и оглядел с ног до головы этого стервятника, так и подскочившего от его ответа:

— Как платить? Наличными или чеком?

Подвезти его туда Джимми попросил Вэла, и, выйдя от торговца и сев рядом с водителем в «ми-цубиси-3000» Вэла, Джимми в который раз подивился, как не стыдно мужику тридцати с лишним лет ездить в такой тачке и не бояться глупо выглядеть.

— Теперь куда, Джим?

— Давай заедем выпить кофе.

Обычно в машине Вэла вовсю гремело радио — затененные стекла дребезжали от какого-нибудь идиотского рэпа, в то время как богатенький чернокожий или бесстыдник белый завывали про прикольных телок, таких, что ого-го, и про то, как «круто будет бабахнуть из ствола», пересыпая подобный бред именами, как это понимал Джимми, каких-то звезд, про которых он бы в жизни не слышал, если б Кейти не болтала о них по телефону с подружками. Но в это утро свою стереосистему Вэл отключил, за что Джимми был ему благодарен. Джимми ненавидел рэп, и не потому, что рэп был черным и зародился в гетто, — не в этом дело. Ведь и пи-фанк, и соул, и самые отпадные блюзы тоже оттуда родом, просто, убей его, он не понимал, что в этом рэпе хорошего и при чем тут искусство: положат кретинский текст на заезженную музыку, какую любой диджей в два счета подберет, и давай, шпарь в микрофон «О да, это было здоровско, это было классно, это был улет, едрена вошь, когда я выблевал на снегу твое имя». Однажды он слышал по радио, как какой-то недоумок музыкальный критик расхваливал этот рэп и рассуждал об особом стиле в искусстве. Джимми, конечно, в искусстве не очень-то смыслит, но ему очень хотелось заехать в морду этому безмозглому и, по-видимому, безъяичному критику, прямо в его белую ученую морду. Если этот рэп — особый «стиль в искусстве», то добрая половина уголовников, с которыми в свое время знался Джимми, — деятели искусства. То-то они удивились бы, если б им такое сказать!

Может быть, он просто стареет. Он знал, что первый признак того, что ты и твое поколение сходят со сцены, это когда перестаешь воспринимать музыку молодежи. И все же в глубине души он знал, что это не так. Просто рэп этот — мерзость, самая настоящая, а то, что Вэл слушает эту мерзость или что он разъезжает в такой машине — две стороны одной медали: питает слабость к заведомой ерунде, вещам нестоящим.

Они подъехали к «Пышкам Данкина» и, пошвыряв крышечки в мусор еще в дверях, стали пить свой кофе, прислонившись к спойлеру, прицепленному к кузову спортивной машины.

Вэл сказал:

— Мы тут вчера вечером порасспрашивали кое-кого, как ты велел.

Джимми легонько ткнул кулаком в кулак Вэла:

— Спасибо, старина.

Вэл точно так нее ткнул его в ответ:

— Это не за то, что ты меня выручил два года назад, Джим. Ведь Кейти была мне племянницей.

— Знаю.

— Может быть, и не по крови и всякое такое, но я любил ее.

Джимми кивнул:

— О таких дядьях, как вы, ребята, можно только мечтать.

— Нет, правда?

— Правда.

Некоторое время Вэл в молчании прихлебывал кофе.

— Что ж, знаешь, похоже, насчет О'Доннела и Феллоу копы правы. О'Доннел был тогда задержан, Феллоу был на вечеринке, и мы лично переговорили чуть ли не с десятком парней, которые за него ручаются.

— Парни верные?

— Во всяком случае, пяток из них. Еще мы навели справки — в последнее время никаких сговоров на улице не было и уж года полтора, Джим, как здесь никого не заказывали, о таком мы бы слышали. Понимаешь?

Джимми кивнул и отпил кофе.

— Теперь полиции сюда набежала тьма-тьмущая, за горло всех взяли — и в барах, и на улице возле «Последней капли». Каждая б..., с которой я беседовал, уже ими допрошена. Каждый бармен. Все, кто только не был в ту ночь в «Макджилсе» или в «Последней капле». Я про то, что закон на страже, Джим. И не дремлет. И каждый силится что-нибудь припомнить.