Слезы Макиавелли

Вдруг носилки накренились. Получив удар кинжалом в нижнюю часть спины, один из тех, кто их нес, упал на землю, корчась от боли. Остальные монахи попытались удержать статую, но она все-таки рухнула на землю.

Толпа содрогнулась. Оказавшийся ближе всех к карлику нотариус с сухим костлявым лицом указал на него пальцем:

— Это он, я видел! Он всадил ему в спину кинжал!

Со всех сторон раздались угрожающие крики, он же продолжал поносить убийцу:

— Я видел тебя, убийца! Ты за это заплатишь!

Не теряя присутствия духа, карлик бросил на своего обвинителя надменный взгляд. Он словно только что вспомнил, что все еще держит в руках окровавленный кинжал. В мгновение ока, бросившись к нотариусу, он рассек ему сонную артерию. Не в силах зажать струю крови, несчастный со страшным хрипом испустил дыхание.

Радуясь, что заткнул рот доносчику, карлик без помех покинул процессию. Его добыча ускользнула, но он знал, что рано или поздно найдет ее и заставит дорого заплатить за сопротивление.

Во всяком случае, главное задание он выполнил. Его хозяин будет доволен.

— Можешь выходить, сын мой. Он ушел.

Савонароле удалось сохранить спокойствие, но выглядел он подавленным. Прежде чем встать, Макиавелли убедился, что убийца действительно исчез. Воспользовавшись всеобщим смятением, он недолго думая укрылся за перевернутыми носилками, молясь о том, чтобы убийце не пришло в голову проверить это жалкое убежище.

Несмотря на то что карлик исчез, напряжение не спадало. Сотни глаз уставились на секретаря, стараясь понять, виноват ли он в происшедшей трагедии.

Поколебавшись, Савонарола прошептал несколько слов на ухо Томмазо Валори. Его помощник сделал знак монахам поднять статую и снова поставить на носилки. Монахи быстро выполнили приказание, в то время как с площади уносили три тела.

Тогда Савонарола повернулся к толпе:

— В своем великом милосердии Господь посылает нам новое испытание. Лишь благодаря нашей вере сможем мы справиться с бедствиями, которые беспрестанно обрушиваются на нас! Снова и снова говорю вам, братья мои: возлюбите Спасителя нашего и молитесь Ему, ибо Он один может искоренить сорняки, поразившие наш город!

Он сделал короткую паузу, чтобы дать толпе хором прокричать «Аминь!», и продолжил:

— Два наших брата и сестра отправились в рай. Отныне мы будем молиться за упокой их души.

В его голосе звучало что-то пророческое. Проникшись силой его слов, некоторые бросились на колени.

— Помянем умерших! И пусть святая Мария, мать нашего Господа, покажет нам путь к избавлению и вечному спасению! Поднимитесь, братья мои, и вместе прочтем молитву, которую все знают!

Под звуки «Ave Maria» процессия снова тронулась в путь. Отстав от своих сподвижников, доминиканец немного подождал, потом повернулся к Макиавелли.

— Не надо ли нам поговорить, сын мой? Мне кажется, мы многое могли бы сказать друг другу.

Валори встал между ними.

— Учитель, ваше место рядом с вашими соратниками.

— Хватит, Томмазо, я прекрасно знаю, где я должен находиться. Именно сейчас этот молодой человек, без сомнения, нуждается в духовном наставлении. Что до меня, то мне нужны объяснения. Я присоединюсь к процессии позже.

— Позволю себе настаивать. Все эти люди верят вашим речам, и вы должны их направлять. Нельзя позволить им думать, что вы отдаете предпочтение одному из них.

Черты лица монаха вдруг окаменели.

— Мое единственное предпочтение — это спасение Флоренции. Те, кто мне верит, должны принять тот извилистый путь, который мне нужно пройти, чтобы выполнить свою миссию.

Видя, что Валори опять хочет возразить, Савонарола жестом велел ему замолчать и сухо проговорил:

— Я присоединюсь к процессии позже, Томмазо. Если ты не в силах понять мои решения, воздержись от их истолкования. Теперь ступай к остальным.

Это был приказ, не терпящий возражений. С недовольной гримасой его помощник наконец ушел.

— Похоже, сегодня я приобрел не только друзей, — сказал Макиавелли.

— Валори упрям, как старый отшельник, но его вера искренняя. Не стоит обижаться на его изменчивое настроение. Он истово верит в успех нашего крестового похода, несомненно, еще больше, чем я. Но иногда бывает, что его порывы берут над ним верх.

Савонарола вздохнул, провожая взглядом своего помощника.

— Настали суровые времена. Наше движение неизменно растет, и каждое утро новые овцы прибиваются к стаду. Однако борьба становится все более непримиримой. И я не уверен, что мы сумеем защититься от своих врагов. Что наши молитвы против их клинков?