Слезы Макиавелли

— Верно, — усердствовала старуха, — пора этому положить конец! Они за все поплатятся!

Ропот толпы постепенно усиливался, пока не перешел в глухой рокот. Со всех сторон раздавались гневные выкрики:

— Смерть монаху!

— Повесим их всех!

— Савонарола, убийца детей, ты заплатишь за все преступления!

Испуганный силой народного негодования, Макиавелли оттеснил Боккадоро в самый дальний угол площади.

Многие из этих людей слушали проповеди Савонаролы и участвовали в его шествиях. Еще неделю назад они были готовы защищать его любой ценой, и вот теперь в их выкриках звучала ненависть и жажда мести. Бесчинства Валори и его сторонников вызвали мощное сопротивление. Их ярость оборачивалась против них самих. Одно неудержимо вытекало из другого, и слишком очевиден был неотвратимый исход.

Надо было найти убежище для Боккадоро, пока народный гнев не стал неуправляемым. Уходя, Макиавелли еще раз обернулся и посмотрел на все прибывавшую толпу перед баптистерием.

Подозрение превратилось в уверенность: уже слишком поздно.

15

Марсилио Фичино жил неподалеку от монастыря Сан-Марко, над которым нависла главная угроза со стороны мятежников. Дверь открыла Аннализа. Радостно улыбаясь, она бросилась в объятия жениха, но тут же отстранилась, когда увидела его спутницу.

— Аннализа, позволь представить тебе Боккадоро.

Племянница Фичино окинула девушку холодным и недоверчивым взглядом.

— Очень рада, — только и сказала она голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

— Я тоже. Мне очень приятно с тобой познакомиться.

Боккадоро сказала это медленно, подчеркивая каждое слово, и смотрела ей прямо в глаза.

Макиавелли вдруг почувствовал себя виноватым оттого, что так легко поддался обаянию продажной женщины. Непреодолимое влечение, которое она вызывала у мужчин, сковывало все его движения. Рядом с ней он чувствовал себя насекомым, летящим на огонь свечи, понимая, что рискует сгореть, если окажется слишком близко, но не в силах освободиться от ее чар.

Он подошел к Аннализе, и его пальцы скользнули по руке девушки. Этого оказалось достаточно, чтобы вернуть ей уверенность. Она повернулась и знаком предложила им следовать за собой.

Когда гости вошли, Марсилио Фичино ужинал. Он поднялся, чтобы встретить их. Гвиччардини, сидевший напротив него перед огромным блюдом макарон, буквально застыл на месте. Макаронина, которую он как раз в это время пытался проглотить, так и осталась висеть в воздухе. Веттори проявил больше сдержанности и только уставился на Боккадоро с вожделением.

Смущенный поведением друзей, Макиавелли тем не менее представил их.

— Боккадоро, знакомься, это Марсилио Фичино, последний философ, достойный этого звания. А те два оболтуса в конце стола — Франческо Веттори и Пьеро Гвиччардини.

Чиччо вскочил на ноги, при этом его стул с ужасным грохотом опрокинулся на пол.

— Можешь звать меня Чиччо. Так меня зовут друзья.

Веттори в свою очередь поднялся и, обойдя стол, подошел к Боккадоро. Он взял ее руку и приложился к ней губами.

— Меня зовут Франческо. Если тебе понадобится помощь, я буду рядом.

— Спасибо, я подумаю об этом, — тихо сказала она.

— Я на это очень надеюсь!

Видя замешательство своей собеседницы, Веттори отпустил ее руку и вернулся на место.

— Вы, наверное, проголодались? — спросила племянница Фичино.

На самом деле ее вопрос был обращен прежде всего к Макиавелли, но Боккадоро утвердительно кивнула.

— Хорошо, сейчас принесу макароны.

— Подожди!

Голос Боккадоро прозвучал так резко, что Аннализа вздрогнула.

— Можно, я тебе помогу?

— Э… конечно…

Бок о бок девушки вышли из комнаты. Фичино проводил их взглядом, потом повернулся к Макиавелли:

— Слышал последние новости, Никколо?

— Трудно было не услышать.

— И что ты об этом думаешь?

— Я слишком хорошо вас знаю и думаю, что за вашим вопросом что-то кроется…

— У меня действительно есть на этот счет свои соображения, но с возрастом я стал слишком осторожен. Я жду, что ты подтвердишь мою гипотезу.

— Все очень просто. Они всегда точно знают, что делают. И они слишком хитры, чтобы так легко попасться.

— Значит, они намеренно дали себя увидеть? — спросил Гвиччардини, вновь принимаясь за еду. — Опять все было подстроено?