Птичка тари

Мистер Фрост умер в начале ноября, необычно сухого солнечного ноября, и Лиза нашла его. Он хотел в последний раз перед наступлением холодов подстричь траву. Она шла от реки, выбрав более короткий путь через парк Шроува. Шум от газонокосилки прервался за десять минут до этого, и она подумала, что мистер Фрост, должно быть, на сегодня закончил работу. Но его трактор все еще стоял посреди залитой солнцем лужайки, желтые листья липы и каштана падали на траву, на черное кожаное сиденье трактора, и на ярко-красный кузов, и на тело старика, лежавшего рядом с ним.

Поначалу Лиза не поняла, что он умер. Лишь чрезвычайно заинтересовалась. Ее рука, ощупывавшая его лоб, ощутила холод мрамора. Лиза видела, что его испещренные прожилками голубые глаза мертвы, они были очень тусклыми, и дыхание не вырывалось из его приоткрытого рта, и не шевелилась грудная клетка. Он больше не был похож на человека, но напоминал скорее одну из статуй на террасе, — распростертая фигура из бледного холодного камня.

Странная мысль пришла ей в голову, что Ив могла бы спрятать его тело. В ту же секунду, немедленно, она поняла, что мысль абсурдна, но все же она подумала об этом. Лиза побежала в сторожку и вернулась с Ив, они вместе пошли в Шроув-хаус и вызвали по телефону «скорую помощь». Они не знали, что еще сделать, хотя понимали, что он мертв.

Мистер Фрост умер от старости. У него произошел разрыв сердца: оно буквально разорвалось от возраста. И кто теперь возьмет на себя заботу о саде Шроува?

Никто посреди зимы. В парке нечего было делать, когда выпал снег и ударили сильные морозы. В день, когда Лизе исполнилось пятнадцать лет, снег выпал такой обильный и шел так долго, что им пришлось прорывать себе дорогу от передней двери.

Но в Англии снег редко держится долго. В феврале там, где лежал снег, земля была усыпана подснежниками, а к марту начала расти трава, появились сережки на лесном орешнике и зацвел терновник. У Лизы уроки были по утрам, а после обеда Ив на тракторе выезжала подстригать траву в Шроуве. Широкие полосы лужайки стричь было легко, нужно было всего лишь усесться на трактор и управлять рулем, но приходилось подстригать и края лужаек, и трудные места между саженцами. После захода солнца Ив на коленях выпалывала сорняки, работая почти до темноты.

Лиза не спрашивала Ив, почему она делает это. Она прекратила задавать вопросы матери после исчезновения Бруно. Это не было осознанным решением с ее стороны: не задавать вопросов, но какой-то внутренний голос приказывал ей молчать. Спрашивать было опасно, это могло принести лишь вред, провоцировать ложь, вызывать смущение. Не надо вопросов. Так, она не спрашивала, почему Ив продолжает притворяться перед Джонатаном, что существует миссис Купер. Что плохого случится с тобой или со мной, если женщина придет сюда убираться? Она не спрашивала, что та сделала с машиной Бруно. И теперь она не спрашивала, почему мать делала эту работу в саду сама. Почему не наняла никого вместо мистера Фроста?

Лиза не только молчала об этом, но и поддерживала Ив в ее уловках, ей казалось естественным поступать так, это казалось ей правильным. У Лизы уже давно вошло в привычку отвечать на изредка задаваемые вопросы о школе, об ее школьных успехах и о том, не каникулы ли у нее сейчас: «Все в порядке» и «Да, у меня каникулы». Джонатан как-то спросил у нее перед отъездом, придет ли на следующий день миссис Купер, и Лиза сказала «да», зная, что сама Ив будет убираться в Шроуве. Она даже рассказала Ив, о чем спросил ее Джонатан. Разве она не была птичкой тари, крокодиловой птичкой, которая предупреждает своего хозяина о нависшей опасности?

Теперь Ив выполняла работу, которую когда-то делал мистер Фрост. Лизе было интересно, знает ли Джонатан, что мистер Фрост умер. Возможно, Ив просто оставляла у себя чеки, которые посылал ей Джонатан для оплаты его труда. Она теперь целиком взяла на себя заботу о Шроув-хаусе, ухаживая за усадьбой и парком с помощью Лизы. Лиза ненавидела работу в саду, но она не могла стоять рядом и наблюдать, как Ив делает все это одна. Поэтому Лиза приводила в порядок края газона, подстригая траву длинными ножницами, и толкала перед собой маленькую ручную косилку, испытывая от этого такую тоску, что ей хотелось плакать.

Потом, уже в середине лета, Ив нашла человека на эту работу. Лето выдалось очень жаркое, самое жаркое в жизни Лизы, за исключением того, когда она была полугодовалым младенцем. Трава перестала расти, и солнце сожгло ее до коричневого цвета, так что траву приходилось поливать, а не косить. Иногда Ив так уставала, таская ведра с водой и волоча за собой шланг, что засыпала прямо на диване в гостиной, и Лизе приходилось готовить ужин. Сорняки, однако, росли. Ничто не могло остановить рост крапивы и лопухов.