Птичка тари

После мистера Тобайаса остался страшный беспорядок, хотя последние три недели он проводил там не так много времени. Пока мать чистила пылесосом ковры в спальне, Лиза прошла в маленькую столовую и проверила дверь, которая была всегда заперта. Она повертела ручку — вдруг на этот раз дверь окажется открытой, но все было как обычно. Присев на корточки, потому что к этому времени она подросла, Лиза приложила к замочной скважине один глаз и зажмурила другой. Она удивилась, обнаружив, как много можно рассмотреть в замочную скважину: кусок красной обивки кресла и тесьму на его ручке, угол какого-то стола с ящиками, яркие разноцветные корешки книг, синие, зеленые и оранжевые, книги на полке. Что могло бы там быть такое, чего ей не положено видеть?

Теперь Лиза пожалела, что не рассказала мистеру Тобайасу о запертой комнате, когда несколько раз они оказывались в доме наедине, пока мать убирала наверху или в кухне. Но они, конечно, не заходили в маленькую столовую, ею редко пользовались, да и зачем она была нужна, если, кроме нее, имелись также гостиная, столовая и библиотека. Лиза не сомневалась, что в ответ на ее просьбу мистер Тобайас достал бы ключ и тут же открыл бы дверь.

В следующий раз, когда он приедет, Лиза попросит его об этом. Когда он вернется забрать собак. Но проходили недели, а мистер Тобайас не приезжал. Он не писал, не присылал даже открыток, и не прошло и месяца, как приехал Мэтт в «рейнджровере» и увез собак. Мать случайно увидела, как «рейнджровер» едет по мосту. Машина была того самого цвета, и хотя Ив не могла разобрать номера, она была уверена, что это едет сам мистер Тобайас, и окончательно убедилась в этом, когда «рейнджровер» свернул на проселочную дорогу. Мистер Тобайас никогда прежде не присылал Мэтта в «рейнджровере», но сделал так на этот раз, и когда Мэтт уехал и увез Хайди и Руди, мать ушла в свою спальню и плакала там.

Лиза никому не рассказывала об этом. Что ж, ей и некому было рассказывать до недавнего времени, но она не рассказала и Шону, она затаила это в душе и хранила в своей памяти как секрет. И когда Шон спросил, а этот парень, Тобайас, владелец Шроув-хауса, приезжал после когда-нибудь, Лиза только ответила: да, приезжал, но ненадолго.

— И ты никогда не ходила в школу?

— Нет, никогда. Мать учила меня дома.

— Это нарушение закона, вот что.

— Наверное. Но ты знаешь, где находится Шроув, в глуши, вдали от всего. Кто узнал бы? Ив умела лгать. Она была откровенна со мной. И учила, что очень важно не лгать, пока тебя не вынуждают, но если уж приходится лгать, то очень важно отдавать себе отчет, что это ложь. Если ее спрашивали о моей учебе, то одним она говорила, что я хожу в сельскую школу, а другим — что я хожу в частную школу. Как-то раз мы встретили на дороге Диану Хейден, и Ив сказала ей, что мы спешим, потому что боимся опоздать на автобус, который довезет меня до школы. Но не забывай, людей вокруг было немного. То есть виделись мы в основном только с молочником, почтальоном, человеком, который снимает показания счетчика, мистером Фростом и истопником, а те вопросов не задавали. Ни один из них не задерживался там больше пяти минут, за исключением мистера Фроста, а он вообще молчал.

— Но разве ты не хотела ходить в школу? Знаешь, дети обычно хотят дружить со сверстниками.

— У меня была Ив, — просто ответила Лиза, и потом: — Мне больше никто не был нужен. Ну и у меня была Аннабел, моя кукла. Я воображала, что это моя подружка, разговаривала с ней и обсуждала все события. Я спрашивала ее совета, и, похоже, меня не смущало, что она не отвечает мне. Понимаешь, я не знала, не знала, что жизнь может быть другой.

Когда я научилась читать, я хочу сказать, по-настоящему читать, Ив начала учить меня французскому. Мне кажется, я довольно хорошо говорю по-французски. Мы занимались историей и географией по понедельникам и средам и арифметикой по вторникам. Когда мне исполнилось девять, Ив стала учить меня латыни, и это бывало по пятницам, а до этого мы по четвергам и пятницам читали стихи, и она учила меня разбираться в музыке.

Шон смотрел на нее с изумлением.

— Что же это за жизнь!

— Я действительно не стремилась в школу. Мы по целым дням разговаривали, Ив и я. Мы исходили все окрестности. По вечерам мы играли в карты, решали головоломки или читали.

— Ты несчастный ребенок. Какое ужасное детство, черт возьми!

Лиза не ощущала этого. Вот этого потерпеть она уж не могла.