79  

— Не смей разговаривать с ней так! — Ив вскочила, впившись в него глазами, — Это дом Лизы, она вольна делать то, что ей нравится. Неужели ты считаешь, что угрозами можешь заставить меня уехать и жить с тобой в этом псевдотюдоровском монстре? Неужели ты до такой степени не разбираешься в людях?

Бруно отступил перед пламенем, полыхавшим в ее глазах.

— Я думал, тебе понравился дом, — угрюмо произнес он. — Мне казалось, что понравился. Ты ни словом не обмолвилась о том, что он уродлив.

— И это ты, так презиравший буржуев! Действительно, деньги — корень всего зла, если они меняют людей так, как изменили тебя.

Лиза встала, взяла свою книгу и сказала, что пойдет спать. Она поднялась до половины лестницы и остановилась, прислушиваясь. Они опять ссорились. Хотелось ли ей услышать, о чем они говорят, или не хотелось? Она не знала ответа на этот вопрос. Если Бруно заставит Ив поверить, что расскажет все супругам Тобайас, не придется ли ей покориться? Не захочет ли она отослать Лизу в школу, а сама поедет и станет жить с ним, несмотря на все свои слова, что ее не принудишь угрозами? И будет ли школа похожа на школу, описанную в «Джейн Эйр»?

Лиза снова прокралась вниз и прислушалась.

— Я не стану рассказывать Тобайасу. — Бруно уже не называл Ив «мамаша». — Достаточно связаться с комитетом по образованию графства. Нет, это не озлобленность, Ив, не месть, это мой долг. По-моему, это долг каждого гражданина.

Ив произнесла заискивающим тоном, которого Лиза раньше у нее не слышала:

— А если я соглашусь, то есть если я перееду и стану жить в том доме с тобой, ты будешь молчать об этом?

— Более-менее. Надеюсь, мне удастся убедить тебя, что ты поступаешь неправильно, но никаких прямых действий я предпринимать не стану. По крайней мере, некоторое время.

— Я думаю, ты прав, когда говоришь, что над ней установят опеку. А еще я думаю, что, скорее всего, я потеряю этот дом и работу. А с потерей моего положения я просто не знаю, что с нами станет.

Лиза подошла поближе к двери.

— Зачем говорить так язвительно, черт побери!

— Я не язвлю. Я говорю то, что думаю. Просто смотрю в лицо фактам. Если мы потеряем это место, я не знаю, как дальше жить. Мне некуда деваться и некуда взять Лизу.

— У тебя всегда есть приют. Настоящий дом. Намного лучший дом, чем эта древняя лачуга. Развалюха без ванной комнаты!

Лиза услышала короткий смешок Ив.

— А еще называл себя анархистом! И свободной личностью!

— Ладно. Откровенность за откровенность. Ты когда-нибудь слышала об анархисте с деньгами или о свободной личности с солидным банковским счетом? Разве ты не понимаешь, что все это к лучшему, Ив? Разве ты не в состоянии смело встретить эти перемены и безоговорочно решиться уехать и жить со мной, покончить с этой безумной затеей? Пусть ребенок ходит в школу и ведет нормальную жизнь, как другие ребята. Я в состоянии оплатить учебу в частной школе, понимаешь, в хорошей частной школе совместного обучения. Она приезжала бы домой на уик-энды.

Воцарилось молчание. Лиза затаила дыхание. Дверь внезапно распахнулась, и Лиза увидела лицо, искаженное яростью, которую Бруно раньше не позволял себе открыто выражать: выпученные глаза и искривленные губы, сузившиеся, как у кошки, ноздри.

— Немедленно в постель! Как ты смеешь подслушивать у дверей! Вот и надо было тебя, наверное, отправить в школу, а я вел себя неправильно. Я не просто прикрывал тебя, я испортил тебя. Ступай в постель сейчас же.

Лиза редко плакала, но в ту ночь слезы лились рекой. Она плакала, пока не заснула, а потом снова проснулась, услышав, как Ив и Бруно поднимаются вместе в спальню, нежно перешептываясь, они больше не ссорились, помирились и были довольны друг другом.

Годы спустя, через три или четыре года, Лиза вернулась, чтобы посмотреть на дом, который хотел купить Бруно.

Он находился на другом краю долины, милях в двух по дороге или в одной миле, если следовать по пути, которым летает ворона и которым шла Лиза: перейти вброд обмелевшую реку и перебраться через заброшенную железнодорожную колею. К этому времени рельсы и шпалы увезли, а линия превратилась в заросшую травой тропу между насыпями, усеянными утесником и полевыми цветами. Поднявшись по склону, Лиза оглянулась на здание станции, где тогда ее так напугал работавший Бруно. Картина, которую он тогда писал, понравилась Ив, она повесила ее в гостиной коттеджа. Всякий раз, глядя на головки одуванчиков на переднем плане, Лиза вспоминала желтый гуммигут на поднятой вверх кисти и ужасные слова, выплеснутые на нее.

  79  
×
×