171  

Быстро шагая, он пересек улицу, прошел еще сотню метров до стеклянного куба под неоновой вывеской «Секс-фильмы фрау Шенк» и уплатил десять марок приземистому усатому человечку. Отдернулся тяжелый кожаный занавес, и Барс, войдя, остановился в заднем ряду, не видя и не различая оттуда, что творится на темном экране. Только по доносившимся звукам мог он судить о том, что целая группа людей приближается к экстазу — приближается долгим и трудным путем, как и полагается в таких фильмах, а камера полностью сосредоточена на физиологических деталях. Это и есть порнография: секс, лишенный смысла.

Вдоль боковой стены кинозала он неторопливо прошел вперед, нашел другую дверь и оттуда попал в проход, освещенный одной-единственной красной лампой. В дальнем конце коридора стоял рыжий мужчина, такой же приземистый и крепкий, как первый привратник, руки сложены, защищая пах. Поравнявшись с ним, Снежный Барс отметил, что ресницы у охранника точь-в-точь как у свиньи. Барс протянул ему очередную мзду в десять марок и распахнул пальто. Охранник похлопал его по бокам, прощупал карманы.

— Номер третий свободен, — сообщил он.

Снежный Барс прошел в комнату номер три и закрыл за собой дверь. Мусорная корзина была переполнена использованными тряпками и бумагой, на стенах — малопристойные надписи. За витриной из полупрозрачного стекла девушка принимала позы: опустилась на колени, прижалась щекой к полу, закрыла в истоме глаза и принялась облизывать губы, как можно выше вздымая свой зад, палец засовывая себе в промежность, щупая, дразня. Барс отвернулся. Глянул на часы и постучал по деревянной обшивке стены. Ответа не было. Он снова простучал условный сигнал и на этот раз получил правильный отзыв. Вытащил из-за обшлага пальто свернутую бумажку с зашифрованным сообщением, просунул узкую трубочку сквозь дыру в стене. С той стороны бумажку подхватили, потянули на себя. Барс подождал. С той стороны ему ничего не просунули. Через несколько минут соседний номер опустел.

Барс задержался еще на несколько минут, так и не повернувшись к стеклу. Потом в дверь вежливо постучали: здесь принято стучать на всякий случай. Он вышел, и охранник проводил его по коридору. По правую руку номера, по левую — дверь. Охранник отпер дверь и знаком предложил Барсу пройти. В этой части здания горели неоновые светильники.

— Вторая слева, — в спину предупредил его охранник.

Барс прошел в указанный кабинет. Хозяин, тряся животом, поднялся ему навстречу. Мужчины пожали друг другу руки, Барс не отказался от кофе. Прямо на спортивный раздел газеты, которую читал до его прихода хозяин кабинета, Снежный Барс выложил небольшой белый пакетик. Мужчина поставил чашку на стол, взял в руки пакетик, убрал газету и вместо нее расстелил большой лоскут темно-синего бархата. Высыпал содержимое пакета на ткань, сначала осмотрел алмазы, разделил их на несколько групп, затем снял со стоявшего в углу кабинета сейфа весы и принялся взвешивать камни.

— Триста тысяч, — подытожил он.

— Долларов? — уточнил Снежный Барс, и его партнер расхохотался.

— Сигарету, Курт? — произнес он, демонстрируя готовность к переговорам.

— Сигарет у меня хватает.

— Не принес с собой гаванские сигары, как в прошлый раз?

— А что мы празднуем?

— Да ничего, Курт, ровным счетом ничего.

— Значит, и сигары ни к чему.

— В следующий раз?

— Только если речь идет о долларах, а не о марках.

— Ты так в капиталиста превратишься.

— Кто? Я?

Толстяк снова расхохотался и попросил Курта повернуться спиной. Не оборачиваясь, Снежный Барс допил до дна крепкий, настоящий кофе, а когда ему было разрешено повернуться, на столе уже лежало шесть плотных пачек банкнот. Он спрятал их под подкладку пальто.

— Как выйти отсюда? — спросил он. — Не хочу опять проходить по всему коридору, как в прошлый раз.

— Налево, направо, потом вперед, пока не упрешься в дверь, и выйдешь прямиком к станции метро «Кохштрассе».

— Я бы мог и приходить этим путем, разве нет?

— Нет: так мы не получим двадцать марок за вход.

— Капиталисты! — покачал головой Снежный Барс.

Толстяк в очередной раз громко засмеялся.


Снежный Барс вернулся в восточную часть Берлина, сел в свой «ситроен». Теперь он ехал на север, в бывший еврейский квартал Пренцлауэрберг. Проехав еврейское кладбище, он повернул направо, а когда проезд сделался совсем узким, свернул на тротуар и припарковался возле больших полуразвалившихся казарм на Вёртерштрассе. Он подождал, не заглушая мотор, а затем проехал в первый из цепочки внутренних дворов доходного дома XIX века, жуткого, похожего на крепость прототипа того «жилого здания», в котором теперь обитала его семья. Здесь он оставил автомобиль и прошел в задний двор к дому, вовеки не видевшему солнечного света. Здание было заброшено, в его квартирах и комнатах давно уже никто не жил, сочившаяся откуда-то влага в такой мороз застывала на стенах. На ступеньках и лестничных площадках валялись обломки штукатурки и кляксы засохшего бетона. Барс постучал в металлическую дверь квартиры на третьем этаже. С той стороны двери послышались шаги. Барс вытащил из кармана полностью закрывающую лицо маску лыжника, натянул ее.

  171  
×
×