2  

— Что она делает здесь, на улице? — вспомнил о своих обязанностях патрульный. — Общую тревогу еще не отменили.

Девушка вырвалась, оттолкнув мать, и пробежала вдоль стены соседнего уцелевшего дома в сад, освещенный так и не потушенным пожаром. Промчавшись через пожелтевшую лужайку, она скрылась в кустах у задней стены. Мать пошла за ней. Бомбы все еще падали, слышался треск зениток, прожекторы шарили в темном бархатном небе. Перекрикивая грохот и рев пламени, мать взывала к дочери, пронзительно кричала в тревоге, яростно умоляла выйти.

Девушка скорчилась, зажав руками уши, зажмурив глаза. Два часа назад он держал ее за руки, успокаивая: бомбежки не будет, у тебя слух как у кошки, вот что-то и почудилось! — поглаживал пальцы, усаживал поудобнее за тот самый рояль, и она играла ему; это было прекрасно как сон, — так он сказал ей потом; пока она играла, он прикрыл глаза и улетел далеко от Лондона, прочь от войны, к зеленым, освещенным солнцем лугам, где на осеннем ветру плещется красная и золотая листва деревьев.

Схлынула первая волна воздушного налета. Затихли зенитки. Один лишь звук повис в холодном осеннем воздухе — рев пламени и шипение усмирявшей его воды. Девушка чуть ли не ползком выбралась из кустов, мать схватила ее за плечи, отчаянно раскачивая взад и вперед легонькое тело. Девушка с виду казалась спокойной, но челюсти были слишком плотно стиснуты, неподвижно лицо, незрячи темные глаза.

— Ты дура, Андреа! Дура, дура, дура!

Обеими руками девушка обхватила исступленное лицо матери, совершенно белое на фоне темно-желтой листвы сада. Лицо девушки было жестким и непреклонным.

— Ненавижу немцев, — сказала она. — И тебя ненавижу.

Мать ответила короткой хлесткой пощечиной.

Глава 2

7 февраля 1942 года, «Вольфшанце» [1] — штаб-квартира Гитлера на Восточном фронте, Растенбург, Восточная Пруссия

Бомбардировщик «Хейнкель-111», переоборудованный для пассажирских полетов, медленно снижался, скользя над бескрайней чернотой сосновых лесов Восточной Пруссии. Тихо, жалобно стонали два его двигателя: слишком велики и пустынны заснеженные пространства русских степей, безлюдны, выпотрошены, обуглены оставленные позади железнодорожные станции Днепропетровска и соседних городов, нет конца промерзшим Припятским болотам, раскинувшимся от Киева до кромки польского соснового бора.

Самолет приземлился, пробежал, взрывая пропеллерами снег, выбрасывая его в темноту. В брюхе летуна приоткрылся люк, из уютного утробного тепла выскользнула в промозглый мир одинокая фигура, кутаясь в плотное пальто в тщетной попытке защититься от ледяного ветра. Автомобиль из личного гаража фюрера затормозил у самого крыла, водитель — между поднятым воротником и низко надвинутой шляпой не разглядеть лица — распахнул дверцу. Пятнадцать минут спустя часовой открыл ворота, и архитектор Альберт Шпеер впервые оказался внутри военной зоны штаб-квартиры фюрера в Растенбурге. Шпеер прямиком направился в столовую и с волчьим аппетитом (все волчьи качества ценились в «Волчьем логове») сожрал изрядную порцию — если б его сотрапезники были почувствительнее, призадумались бы, каких усилий стоит снабжать припасами этот слишком далеко выпятившийся на восток край Третьего рейха.

В тот момент, когда Шпеер прибыл в Растенбург, два капитана [2] военной разведки, Ханс Вебер и Карл Фосс, молодые люди двадцати с небольшим лет, состоявшие в подчинении у начальника Главного штаба генерала Цайтлера, стояли у входа в столовую, покуривая сигареты и притоптывая от мороза ногами.

— Кто это? — поинтересовался Фосс.

— Так и думал, что ты спросишь.

— По-моему, естественный вопрос, когда видишь здесь незнакомого человека.

— Добавь еще «важную персону». Когда видишь незнакомую тебе важную персону.

— Отвали, Вебер.

— Я тебя насквозь вижу, Фосс.

— Ты к чему?

— Ладно, пошли в тепло, — предложил Вебер, бросая окурок.

— Нет уж, скажи.

— Твоя беда, Фосс… Беда в том, что ты чересчур умный. Гейдельберг, диплом по физике, какого черта ты у нас…

— Слишком умный, чтобы служить в абвере?

— Ты новенький, пока не все понимаешь. Разведчику не стоит лезть не в свое дело.

— Что за чушь, Вебер?! — Фосс с трудом верил своим ушам.

— Вот что я тебе скажу, — с важностью заявил Вебер. — Знаешь, что видит начальство, когда смотрит на тебя или на меня? Оно видит вовсе не нас с тобой, каждого со своей жизнью, родными и близкими и тому подобным.


  2  
×
×