Жена ювелира

Никогда еще герцог Глостерский не испытывал таких противоречивых чувств. Никогда прежде он не любил брата так сильно и так сильно не презирал его за глупость. Никогда он не был так окрылен и в то же время так подавлен. Кроме того, его не покидало жуткое ощущение, будто отец находится в комнате и наблюдает за ними.

В его душе шла мучительная борьба, но честь все же победила честолюбие.

– Это было бы убийством, – медленно проговорил он. – Если ты убьешь Георга из страха, что он выступит против тебя, ты нарушишь данное отцу слово.

Эдуард положил руку на плечо брата.

– Ты прав, Дикон. Слава богу, ты оказался здесь, когда мне больше всего нужен был твой совет.

Ричард поспешил уйти, и как только Эдуард остался один, его снова одолели сомнения. Ему казалось, что он слышал смех женщин – тех, чьи имена он забыл, женщин, от которых в его памяти остался лишь голос, мимолетная улыбка, сладкая дрожь. Сколько их покорилось ему? Он был победителем, они – побежденными. Теперь, казалось, они объединились, чтобы посмеяться над ним, они нашептывали: «Так кто же проиграл, Эдуард, мы или, может быть, ты?»

Он не мог больше оставаться один и потому поспешил к Джейн, которой все рассказал.

– Королева говорит, что есть только один-единственный выход, – в заключение сказал он.

– Но ты не можешь сделать этого, Эдуард. Ты не должен этого делать.

Он улыбнулся с облегчением и, прижав ее к себе, с большой нежностью поцеловал.

– Ты мой добрый ангел, Джейн. Конечно же, я не могу. И Ричард согласен со мной. Он тоже посоветовал мне не идти на это.

– Он посоветовал тебе не делать этого, – задумчиво сказала Джейн. – Однако если бы Георг умер, наследником трона стал бы он.

Лицо Эдуарда внезапно побагровело.

– Ричард – наследник трона! Что за чепуху ты мелешь! Разве у меня нет двух сыновей?

– Но если твой брак с их матерью не был действительным…

Он отстранился от нее, и она увидела, как вздулись вены на его висках.

– Не смей об этом говорить! – гневно выкрикнул он. – Об этом никто никогда не должен знать. Говорю тебе, что история с Элинор Батлер ничего не значит, абсолютно ничего.

Он шагнул к окну, затем резко повернулся и посмотрел на нее. Она увидела, что его глаза становятся свирепыми. Джейн вдруг почувствовала нежность к нему, вспомнив о том, как сильно они любили друг друга. Он просил ее о помощи, надеялся, она согласится с тем, что Георг должен умереть. Но она должна оставаться верной самой себе, она должна быть такой, какой была всегда, смелой, отчаянной, но правдивой. Она подошла к нему и посмотрела в его гневные глаза.

– Эдуард, ничего нельзя достигнуть, отвернувшись от правды. Мы говорим не о том, законен ли твой брак с королевой. Главный вопрос сейчас – должен ли ты казнить Георга за то, что он узнал твою тайну. Если ты убьешь его, ты убьешь того, кого поручили твоим заботам.

– Ты слишком смела, Джейн.

– Если бы я не была смелой, то никогда бы не оставила мужа и не пришла бы к тебе.

– Это правда. – Он улыбнулся неожиданно и очень мило. – Если бы ты не была смелой, то не говорила бы мне правду, когда другие лгут. Скажи мне, Джейн, почему я должен остановиться перед этим? Разве мои руки чисты? Я убивал и прежде.

– Этот человек – твой брат, Эдуард.

– Молю Бога, чтобы я мог забыть об этом, – с горечью сказал Эдуард.

* * *

Не было королю покоя. Он не мог ни спать, ни есть. Все время он слышал какие-то голоса. «Убей его! Убей его! Это единственный надежный способ». А потом: «Мой сын, заботься о своих братьях, я оставляю их на твое попечение». Ему казалось, что за эти два дня он прожил десять лет. Всякий раз, когда посыльный приходил к нему, он пугался. «Что теперь?» – спрашивал он себя. Уж не обнаружилась ли его тайна?

Глаза королевы молили его. Он читал в них, что он слабовольный дурак. «Убей! Убей! Убей!» – говорили глаза королевы.

Никогда еще его сыновья не казались ему такими прекрасными, подающими такие надежды; никогда прежде он не понимал, как любит их. Глаза их матери с тоской смотрели на них. «Что вы за отец, милорд, – с горечью спрашивала она, – как вы можете подвергать ваших сыновей такой опасности?»

Если бы он мог забыть свой торжественный обет! Если бы он вновь мог почувствовать себя молодым, смелым, не боящимся смерти! Он ведь и вправду был еще молод, но его тело, испытавшее слишком много наслаждений, не по годам постарело. Он стал очень тучным, и малярия, подхваченная во Франции, не покидала его. Он слишком много наслаждался обильной пищей, прекрасным вином и женщинами. Теперь он просил мира и покоя, но в этом ему было отказано. Приходит время, когда человек должен мириться с Богом, грешить можно в юности, а в зрелом возрасте следует раскаиваться в старых грехах, а не совершать новые.