Змеиное гнездо

Да, верно, подумала я. Меня тошнит, когда я думаю о вас и отце.

Отца я ненавидела сильнее, чем ее. Я рассуждала так: для нее это естественное течение жизни. Ее не потрясла история Китти и Хэмиша, и она даже не попыталась изобразить смятение. Она была заодно с Хэмишем: человек есть человек. Эта их истина относилась к ним самим… и, как оказалось, к моему отцу. Он только воздевал в ужасе руки, когда грешили такие девушки, как Китти, ходил в церковь, молился и благодарил Бога за то, что не похож на других людей.

Затем мысли мои обратились к Лилиас. Как странно, что ее прогнали совсем незадолго до того, как отец решил нанять новую гувернантку. Однако Зилла Грей не была гувернанткой. Распущенная женщина, она пела в мюзик-холлах. Отец связался с нею, и потому его никак нельзя было назвать добропорядочным человеком, каковым он хотел казаться.

Я снова вернулась к Лилиас. Кто же подложил ожерелье к ней в комнату? Чем больше я об этом думала, тем более странным казалось мне то происшествие. А не мог ли отец желать выдворения Лилиас из дома, чтобы удобнее было ввести в него Зиллу Грей… чтобы той было проще делить с ним по ночам ложе.

Он сам выбрал ее и открыто сказал об этом. А ей не составляло труда изображать образованную женщину, хорошую гувернантку, благовоспитанную даму, переживавшую трудные времена. Потому она и взялась учить меня светским премудростям. Открытие поразило меня. Я чувствовала, как горькие волны обиды накатывают на меня.

Что же они сделали с Лилиас? Она должна теперь жить с несмываемым клеймом. Люди будут говорить, что ее уволили за воровство, ведь пропавшее ожерелье нашли в ее комнате. Я с самого начала считала, что кто-то его подбросил к ней. Теперь же оказывалось, что этот кто-то мог иметь весомые основания для своего поступка, и меня жгло желание узнать точно, кто это был.

Я не могла представить, чтобы отец прокрался ко мне, взял ожерелье и засунул его в комод Лилиас. Воображение отказывалось рисовать такую картину. Но разве еще совсем недавно могла я даже вообразить отца в ситуации, двусмысленность которой не выходила у меня из головы?

Я стала замечать, что Зилла Грей все чаше посматривает на меня изучающе. Я выдавала себя. Я не была такой же искусной в притворстве, как они.

Я задавалась вопросом, догадывается ли гувернантка, что мне известна правда о ее отношениях с отцом. Она явно была встревожена, а мне не хватало умения скрыть свои чувства.

Однажды отец приехал домой рано, и почти тут же ко мне зашла мисс Грей.

– Отец просит тебя зайти к нему в кабинет, – сказала она. – Ему нужно Что-то тебе сказать.

Я удивилась. Мне казалось, что в последнее время он меня избегает. За обеденным столом намеренно не смотрит в глаза, хотя он так редко обращался ко мне, что в этом не было особой надобности.

Мисс Грей вошла в кабинет вместе со мной и закрыла дверь.

Отец стоял, прислонившись к столу. Мисс Грей подошла к отцу и пристроилась рядом.

– Сядь, Девина, – сказал он. – Я хочу сообщить тебе, что мисс Грей обещала стать моей супругой.

В изумлении я вытаращила глаза.

Мисс Грей подошла и поцеловала меня.

– Дорогая Девина, – проговорила она. – У нас уже все замечательно. А будет еще лучше. – Она повернулась к отцу. – Лучше для всех нас.

Она протянула руку, и отец взял ее. Он, как мне казалось, смотрел на меня с некоторой тревогой.

– Свадьба состоится не ранее, чем через три месяца, – сказал отец. – Мы обязаны дождаться, когда истечет ровно год… и, полагаю, еще немного.

Я хотела рассмеяться ему в лицо. Хотела крикнуть: «Но ты же не ждал. Ты притворяешься. Все это сплошное притворство и стыд!».

– Понимаю. – Только одно слово я смогла выдавить из себя.

– Уверен, – продолжал отец, – ты поймешь, что такой выход лучше всех прочих. Тебе нужна мать.

А я думала: «А тебе нужно то же самое… что Хэмишу».

Я слушала свой внутренний голос и поражалась… я произносила про себя такие слова, какие не осмеливалась выговорить вслух, какие считала для себя невозможными еще год назад.

Как я ненавидела их обоих… стоят рядом и притворяются… но отца – сильнее, чем ее.

– Будет свадьба… – словно в забытьи, я услышала собственный голос, а другой, во мне, говорил иное: «Конечно, будет свадьба. Скромная… все правильно и добропорядочно… как и должно быть… и никто ничего не узнает».

– Естественно, скромная, – сказал отец.

– Естественно, – повторила я за ним и подумала, заметили или нет сарказм.