100  

Я не стесняюсь своего прошлого, я всего лишь не хочу и не люблю о нем рассказывать. Это — мое сугубо личное, а моя жизнь в Москве научила меня не пускать в свою душу посторонних людей. Все эти годы я очень много работаю, езжу в командировки, иногда бываю в отпуске, посещаю фитнес и… борюсь с возрастом при помощи массажистов, косметологов и визажистов. Я всю жизнь боролась с несправедливостью, с алчностью, с ложью, но я никогда не думала, что настанет тот день, когда мне придется бороться со своим возрастом.

Что касается моей личной жизни, то у меня с этим не густо. Любовь как-то не вписывается в рамки моей четко распланированной жизни. Я всегда успокаиваю себя тем, что в этой жизни мы должны чем-то жертвовать. Вот и я, во имя продолжения дела своего отца, пожертвовала своей личной жизнью. Я слишком занята и так много работаю, что мне не до сантиментов.

Хотя иногда… Я не скрываю того, что прошу своего водителя остановить машину у какого-нибудь парка или сквера. Я люблю с интересом рассматривать семейные пары, гуляющие с детьми и обсуждающие какие-либо темы. Я пытаюсь найти в их отношениях фальшь и чувствую зависть. Но затем я вновь беру себя в руки и понимаю, что я никогда уже не смогу вырваться из плена своей независимости и самодостаточности. Я, как мой батя, который жил ради своей дочери, — живу теперь ради своего сына. Только мой батя все же иногда покупал любовь, а я ее не покупаю, потому что ненавижу все продажное.

У меня есть взрослый сын: он потрясающий парень. Левка приехал на мой юбилей из Лондона и весь вечер сидел недалеко от меня. Если бы только отец видел своего внука! Мой сын высокий и красивый. Он — любимец женщин и похититель женских сердец. Я воспитала сына достаточно скромно, потому что хорошо запомнила заповедь своего отца: каким бы достатком мы ни обладали, мы должны создавать своим детям искусственный дефицит. Это правильный путь в воспитании детей, иначе — не жди добра.

Помню ли я про его настоящего отца? Да что греха таить, конечно, помню. Я ни разу ему не звонила, потому что вычеркнула его из своей жизни, из своей памяти. Я не смогла его пригласить на этот банкет потому, что ДИМКИ БОЛЬШЕ НЕТ. Мы встретились совершенно случайно, на улице Мельникова. Я пришла на тот спектакль вместе со своей сотрудницей Ольгой, а Димка пришел один. В этот день он поругался со своей женой и, выиграв билет у себя на работе, поехал в театр в гордом одиночестве, для того чтобы хоть немного развеяться.

Мы увидели друг друга совершенно случайно. Дмитрий сидел через три ряда от меня. Я узнала его не сразу: он был поседевшим, осунувшимся, а самое главное — он был неважно одет. После танца летчиков, когда зал уже захватили террористы, Димка обернулся и наши взгляды пересеклись. Когда ему удалось сесть ко мне поближе, он рассказал мне о том, что его родителей посадили за взятки, все имущество конфисковали, что Маринка от него отказалась и он женился на девушке из обычной семьи. Он рассказал мне о том, что он живет в коммунальной квартире вместе с женой и приемной дочерью, работает на совершенно непрестижной работе, получает мизерную зарплату и обувается на ближайшем рынке. Я смотрела на этого обрюзгшего мужчину и не верила тому, что когда-то я его очень сильно любила, родила от него ребенка и что у входа в этот театр меня ждет дорогая машина с охранником и водителем, а он приехал сюда на метро.

Я показывала ему фотографии нашего сына, рассказывала о погоде в Лондоне, а он смотрел на меня ничего не понимающими глазами и почему-то просил у меня прощения… А я не понимала, зачем он просит прощения, этот поседевший мужчина в какой-то потрепанной рубашке… Я ни за что его не винила. Я была ему даже благодарна, потому что, если бы он меня не бросил и я осталась бы с ним, я бы не стала такой, как стала сейчас, и не сыграла бы своему бате на баяне задушевную песню. Димка говорил мне о том, что, если мы останемся живы, он обязательно обнимет нашего сына и расскажет ему, как он сильно по нему скучал… А я представляла своего сыночка, который никогда не задавал мне лишних вопросов и всегда боготворил Александра, считая его достаточно близким человеком, и представляла, как Лев шарахнется от Дмитрия, потому что он его совершенно не знает.

Это были страшные дни. Нервничали не только мы, но и террористы. Димка сидел на переднем ряду и держал меня за руку. А еще он сказал, что все будет хорошо, что я выживу, а он — нет, потому что его накажет Господь. А потом получилось так, что я выжила. После штурма погибла моя сотрудница Ольга и погиб Димка. Я часто вспоминаю его глаза, его страхи и переживания, которые можно было без особого труда прочитать на его лице. Когда нам всем раздавали соки, Дима отдал свой сок мне. Я не взяла его сок. Я лишь подумала о том, что жизнь научила Димку жертвовать собой во имя другого. Раньше он на это был не способен.

  100  
×
×