233  

Включено в сборник «В сумерках», СПб., 1887; перепечатывалось в последующих изданиях сборника.

Вошло в издание А. Ф. Маркса.

Печатается по тексту: Чехов, т. III, стр. 311–330, с исправлением по НВ:

Стр. 469, строки 15–16: полетело кувырком — вместо: полетело кругом.

Работать над рассказом Чехов начал в первых числах декабря 1886 г., о чем свидетельствует его письмо к А. С. Суворину от 21 декабря 1886 г., а 23 декабря рассказ был отправлен Суворину для «Нового времени».

При переизданиях правка рассказа была небольшой.

На следующий день по опубликовании рассказа в «Новом времени» Ал. П. Чехов писал брату (26 декабря): «Твоя последняя статья „На пути“ произвела в Питере фурор. Везде только и слышишь рекомендации: — „Это, имею честь представить, брат того Чехова, который в «Новом времени» пишет“» (Письма Ал. Чехова, стр. 140). В письме от 14–16 января 1887 г. Ал. П. Чехов сообщал: «Сидел я в один недавний вечер в редакции „Н<ового> в<ремени>“ и работал <…> В сие время из суворинской двери вылетает, как бомба, Григорович <…> Радость на его лице велия <…> речь о тебе такого содержания: „Я говорил ему, ох, я писал ему, даже ругался, чтобы он не смел так много писать. Увидите его — скажите, что «На пути» — прелестная, чудодейственная вещь, а вот перед этой — с толстовщиной, с непротивлением злу <…> никуда не годится. Так и скажите <…> Кланяйтесь ему…“ Вот тебе отчет, почти в дословных выражениях» (там же, стр. 145).

Восторженно отзывалась о рассказе М. В. Киселева: «Читала прелестный рассказ Ваш «По пути» <…> Вот это рассказ так рассказ. Тепло, задушевно и отлично написано!» (ГБЛ).

К 1888 г. относится отзыв В. Г. Короленко (в письме К. К. Сараханову): «Чехов очень верно наметил старый тип Рудина в новой шкуре, в новой внешности, так сказать» (В. Г. Короленко. Собр. соч., т. 10, 1956, стр. 100. Ср. т. 8, стр. 84). Рецензент журнала «Наблюдатель» оценил рассказ «На пути» как лучший «из всех шестнадцати рассказов сборника»: на 30 страницах «в нем так хорошо и рельефно очерчен тип русского неудачника с теплым сердцем и безалаберной головою, как не удавалось его изобразить и на сотне страниц более опытным беллетристам» («Наблюдатель», 1887, № 12, отдел «Новые книги», стр. 68). Емкость художественной манеры Чехова отмечал и Н. Ладожский: «Некоторые из помещенных в сборнике рассказов представляют сложные романы, сжатые на нескольких страницах и производящие, тем не менее, довольно цельное впечатление. Таков, например, рассказ „На пути“, где перед читателем вырастает фигура русского Дон-Кихота, пожалуй Рудина (но гораздо более глубокого по психологии), и вспыхивает и угасает любовь к нему хорошей девушки. Обе фигуры выходят совершенно рельефно, правдиво, страстно написанными, но их роман возникает и гаснет на протяжении всего полустраницы» («С.-Петербургские ведомости», 1887, № 306, 6 ноября).

На общественную значимость Лихарева как типа обратил внимание В. Л. Кигн. Он высказывал мысль, что после Тургенева, последнего «общественного беллетриста», литература «давным-давно» не знает общественных типов. Кигн подчеркивал жизненность и живость чеховского образа, типичность и рельефность черт Лихарева. В статье обращено внимание и на образ девочки, который критик считал общественным типом («Книжки Недели», 1891, № 5, стр. 203–210).

А. Л. Липовский, говоря о чеховских «лишних людях», первым среди них назвал Лихарева («Литературный вестник», 1901, кн. V, стр. 25).

Пактовский называл Лихарева «культурным неудачником жизни», «фанатиком теорий», для которого смысл жизни «есть в этом безропотном мученичестве, в слезах», размягчающих «камень, в безграничной всепрощающей любви», вносящей «в хаос жизни свет и теплоту»; «Не утешителен этот мартиролог увлекающегося интеллигента, который своими страданиями не дал ничего положительного для жизни» (Ф. Е. Пактовский. «Современное общество в произведениях А. П. Чехова». Казань, 1901, стр. 17–18).

В. М. Шулятиков отмечал критическое отношение автора к этому типу: «Отдаваясь весь идейным увлечениям, он не живет; настоящая жизнь проходит мимо него». Отказ от широких задач — явление типичное, в глазах Чехова, для «всей современной интеллигенции».

Соотнося пессимистическое настроение героя с настроением самого автора, критик приходил к крайне неверному и тенденциозному выводу: «Перед лицом „эмпирической безысходности“ Чехов спасся, успокоившись на неглубоком скептицизме и уравновешенной меланхолии. Его „тоска“ есть, таким образом, компромисс между отчаянием безусловного пессимиста и „обывательским“ примирением с „хаосом действительности“ (В. Шулятиков. Восстановление разрушенной эстетики. К критике идеалистических веяний в новейшей русской литературе. — В кн.: Очерки реалистического мировоззрения. Сборник статей… СПб., 1904, стр. 628–629).

  233  
×
×