Кобра

Он встал и направился к двери, и слуга сделал то же самое. Он не спрятал пистолет, и Антонен подумал, что с такого расстояния он может убить Цербера, не запачкав костюм. Он опять мысленно попросил стража, чтобы они оба ушли и чтобы ему не нужно было больше бояться. Однако голос стража прервал его молчаливую молитву:

- А теперь должно произойти две вещи, Антонен.

- Какие?

- Во-первых, ты нас забудешь. Вычеркнешь нас из памяти. Если придут люди, в особенности полиция, ты о нас не вспомнишь.

- Хорошо.

- А во вторых, мой друг о тебе не забудет. Он станет за тобой следить. Проверять, ходишь ли ты в кафе и говоришь ли о Венсане.

- Хорошо.

- Лучше разговаривай со своей собакой. Потому что если ты станешь разговаривать с людьми, ты уже никогда не сможешь разговаривать со своей собакой.

- Просто потому, что она умрет, - добавил слуга, пряча пистолет в кобуру, висевшую у него под черным пиджаком и застегивая его.

- Тебе понятно, Антонен?

- Да.

- Правда понятно?

- Да.

Слуга улыбался, так что опять был виден его сломанный зуб. С этим зубом он выглядел еще моложе, просто уличный мальчишка-драчун. Но Антонену показалось, что ему, наверное, тысяча лет или больше. И все же по его глазам было видно, что он не способен прочесть мысли Антонена. «Там, в Преисподней, я научился скрывать их даже от самых могущественных».

Слуга сказал:

- Пес умрет не сразу. Вначале я привяжу его, заткну ему пасть и отрежу хвост. По кусочкам. А потом заставлю тебя эти кусочки съесть.

Тот, из Преисподней, сделал брезгливую гримасу:

- Жалко, такой славный пёсик.

21

Федерико и Ферензи сели в машину, каждый на свое привычное место.

- Он совсем плох, этот бедолага, - сказал Федерико по-французски.

Они помолчали. Потом Ферензи встретился в зеркале взглядом с Федерико и сказал по-итальянски:

- Утечка идет не от него. Кто станет слушать такого придурка?

- И не от Люси Мориа. Кто тогда у нас остается? Феликс Дарк?

- Феликса трогать нельзя, им сейчас занимается полиция. И потом, я чувствую, он здесь ни при чем. Он ведь тоже ученый. Чистый ученый.

- У нас все ни при чем. До чего осточертело! А чистый ученый Патрисия Креспи?

- Я почти уверен, что дело не в ней.

- Это почему же?

- Я знаю. Не в ней.

Федерико рассмеялся, закурил сигарету, дал ее Ферензи и зажег себе другую. Еще одна его привычка, которая нравилась Ферензи. Федерико ждал, его лицо приняло насмешливое выражение, он знал, что Ферензи договорит все до конца.

- Я с ней спал, - сказал тот.

- Да? - протянул Федерико с неподдельным удивлением.

Ферензи мог держать пари, что Федерико в эту минуту чувствовал досаду. «Он ревнив, прямо как баба. Хочет, чтоб у меня не было от него секретов. Нам уже не десять и четырнадцать лет, Федерико. Да, малыш, ты знаешь не все. Я не говорю тебе всего, потому что хочу, чтобы однажды ты понял все без слов. Как если бы, отсасывая мне кровь из ранки на пальце, ты вдруг понял, что творится у меня в голове».

- И я знал, о чем она думает, что говорит и кому. Не хочу хвастаться, но я даже считаю, что в значительной степени являюсь причиной ее развода.

- Креспи, может, и молчит о молекуле, но не забывай, что она из того же выпуска, что Поль Дарк и Венсан Мориа. Все трое были друзьями.

- Я помню, хотя Патрисия не из тех, кто будет трезвонить на всех перекрестках.

- А я не такой оптимист, как ты. Особенно после того, что ты мне сейчас сообщил. Она могла проговориться от разочарования.

- Это верно, ей не нравилось то, что она делала в «Корониде». Ей нравилось и не нравилось то, что происходило у нас с нею. Было уже слишком поздно, когда она это поняла. Странно, у людей всегда есть выбор, поддаваться искушению или нет, - размышлял вслух Ферензи, уставившись в пустоту. - Что же тогда сожалеть, а?

- И все-таки, Марко, поедем поговорим с ней.

- Да-да, я собираюсь. Чтоб быть спокойным. Я сейчас позвоню ей и, может быть, даже заскочу.

- Мы разве поедем не вместе?

- Лучше, если я буду один. Прежний огонек еще тлеет в ней, я уверен.

Федерико сосредоточенно молчал, насмешливости не осталось и следа. Было только уважение ученика к сказанному учителем, такое отношение превратилось уже в потребность для Ферензи, но нельзя было допустить, чтобы Федерико понял это. Улыбнувшись, Марко Ферензи добавил с самым непринужденным видом:

- А потом, когда я удостоверюсь, что Патрисия ничего важного никому не сказала, в особенности полиции, нам останется Лепек.