Том 22. Письма 1890-1892

Вашего радушия и гостеприимства и просвещенного участия я никогда не забуду. Когда я рассказываю литераторам, которые вообще не избалованы хорошими приемами, о том, какой прием был оказан мне на Сахалине, то они не верят, что я явился на Сахалин, не имея ни одного письма, ни даже карточки.

Прошу Вас засвидетельствовать мое почтение Вашему семей<ству> и принять уверение в искреннем моем уважении и преда<нности>.

А. Чехов.

Кондратьеву А. М., 22 февраля 1891 ^*

909. А. М. КОНДРАТЬЕВУ

22 февраля 1891 г. Москва.

22 февраль.

Дорогой Алексей Михайлович, прибегаю к Вашему всемогуществу. Мне ужасно хочется посмотреть свое «Предложение», а билета достать не могу. В воскресенье ^* утром идет моя пьеска. Не замолвите ли Вы словечко, чтобы в кассе оставили мне два билета — кресла 7 или 8 ряда, или что есть. Я буду Вам очень благодарен.

Оттепель. Я боюсь, что разольются реки и что не придется нам ехать в Бабкино ^* пить водку из серебряного стаканчика. Сегодня получил письмо от Киселева, просит привезти икры ^* .

Ваш А. Чехов.

М. Дмитровка, д. Фирганг.

Урусову А. И., 22 февраля 1891 ^*

910. А. И. УРУСОВУ

22 февраля 1891 г. Москва.

Надежда Васильевна Исаева живет в Гнездниковском пер., д. Яголковского. Ей (по справкам) не больше 30 лет.

Е. М. Шавровой напишу сегодня ^* .

Ваш А. Чехов.

На обороте:

Здесь, Арбат, Никольский пер., соб<ственный> дом

Князю Александру Ивановичу Урусову.

Суворину А. С., 23 февраля 1891 ^*

911. А. С. СУВОРИНУ

23 февраля 1891 г. Москва.

23 февр.

Здравствуйте, голубчик мой. Ваша телеграмма ^* насчет «Тормидора» смутила меня. Меня страшно потянуло в Петербург, но не ради Сарду и приехавших парижан, а так, здорово живешь. Но практические соображения взяли меня под уздцы. Я сообразил, что надо спешить писать повесть ^* , что я не знаю французского языка и поэтому буду занимать в ложе чужое место, что у меня мало денег и проч. Одним словом, как теперь мне кажется, я плохой товарищ, хотя и поступил, по-видимому, умно.

Повесть моя подвигается вперед. Всё гладко, ровно, длиннот почти нет, но знаете, что очень скверно? В моей повести нет движения, и это меня пугает. Я боюсь, что ее трудно будет дочитать до середины, не говоря уж о конце. Как бы то ни было, я все-таки кончу ее. Анне Ивановне поднесу веленевый экземпляр для чтения в купальне. Я желал бы, чтобы ее что-нибудь в воде укусило и чтобы она вышла из купальни рыдающей.

Мне было грустно, когда Вы уезжали ^* . Вообще мне грустно.

Изумительная астрономка ^* кончила со мной французскую грамматику и укатила зачем-то в Петербург. Лавры Ковалевской не дают ей спать, и она, кажется, хочет поступить на курсы.

«Предложения» нет в масленичном репертуаре; очевидно, актеры обиделись, что до сих пор я не был в театре. Вчера опять был Южин — не приняли. Был Немирович — не приняли. На горизонте моем скопляются тучи, и я жду ливня с градом.

Только что приехал Миша из Алексина. Вот так служба! Этак и я бы согласился. Графиня Рошфор отказала нам окончательно ^* . Я думаю, что в счастливые дни медового месяца она не огорчала так мужа своим отказом, как огорчила теперь нас. Где мы теперь будем жить? Я ужасно боюсь серой дачной обстановки со щелями, пятнами на потолке и кухонным чадом, а пожалуй, и в этом году придется вкусить сие.

Пришлите мне денег. У меня их нет и взять, кажется, неоткуда. По моему расчету, я при благоприятных условиях могу получить от Вас до сентября не более тысячи рублей. Соображайтесь с сим, но не высылайте денег почтой, так как я терпеть не могу ходить в почтамт.

Напишите мне о «Тормидоре».

Поклон Анне Ивановне, Борису и прекрасной Насте. «Ах, Настасья, ах, Настасья, отворяй-ка ворота!»

Весь Ваш А. Чехов.

Кононовичу В. О., 27 февраля 1891 ^*

912. В. О. КОНОНОВИЧУ

27 февраля 1891 г. Москва.

---