Прах к праху

— Но…

— Если я не ошибаюсь, — а через несколько минут мы это узнаем, потому что кресло нам скажет, — мы нашли примитивный часовой механизм. Он дает поджигателю от четырех до семи минут на то, чтобы уйти, прежде чем начнется настоящий пожар.

Фонарик дрогнул в руке собиравшейся что-то сказать Коффман, она извинилась и, направив луч на прежнее место, сказала:

— Но если это так, то почему, когда пламя вспыхнуло, кресло не сгорело? Может, поджигатель именно этого и хотел? Я знаю, что окна были закрыты, но огню наверняка хватило бы времени, чтобы перекинуться с кресла на шторы и стену, прежде чем иссяк кислород. Почему же не сработало? Почему от жара не лопнули стекла и не впустили воздух? Почему же весь этот очаровательный коттедж не сгорел дотла? Изабелла продолжала свое скрупулезное исследование — словно разбирала все кресло на отдельные волокна.

—Вы говорите о скорости распространения огня, — сказала она. — Скорость зависит от обивки и внутренности кресла, а также от того, есть или нет в комнате сквозняк. Зависит от фактуры ткани, возраста внутренней набивки и была ли она обработана химикатами. — Она потрогала край подпаленного материала. — Для ответов на эти вопросы нужно будет сделать анализы. Но насчет одного я готова побиться об заклад,

— Поджог? — предположила Коффман. — Который должен был выглядеть, как что-то другое?

— Да, я бы так выразилась.

Коффман посмотрела на лестницу за креслом.

— Тогда все значительно осложняется, — как-то неуверенно проговорила она.

— Согласна. С поджогами обычно так и бывает. — Изабелла извлекла из глубин кресла щепочку, которую искала. — Великолепно, — пробормотала она. — На лучшее и надеяться было нельзя. — Она была уверена, что в обгоревшем остове кресла обнаружится еще не менее пяти таких щепочек. Изабелла вернулась к поискам, разбирая и просеивая. — Кстати, кто она была?

— Про кого вы?

— Жертва. Женщина с котятами.

— В этом-то и проблема, — ответила Коффман. — Поэтому главный и поехал с телом в Пембери. Поэтому позже там и будет пресс-конференция. Поэтому-то теперь все так и усложнилось.

— Почему?

— Понимаете, здесь живет женщина.

— Кинозвезда или кто-то в этом роде? Важная птица?

— Нет. И она — даже не она. Изабелла подняла голову.

— Что вы такое говорите?

— Снелл не знает. Никто не знает, кроме нас.

— О чем никто не знает?

— Труп наверху был мужской.

Глава 2

Полиция появилась на Биллингсгейтском рынке в середине дня, когда Джинни не должна была там находиться, потому что в этот час лондонский рыбный рынок тих и пуст, как станция подземки в три часа ночи. Но Джинни находилась там, дожидаясь мастера, который ехал в кафе «Криссис», чтобы починить плиту. Плита сломалась в самый неподходящий момент — на пике наплыва клиентов, который обычно наступает около половины десятого, после того как торговцы рыбой заключили сделки с покупателями из самых модных городских ресторанов, а команда уборщиков очистила обширную автостоянку от пластиковых коробок и сеток, в которых перевозят моллюсков.

Девушки — у «Криссис» их всегда называли девушками, не глядя на то, что самой старшей из них пятьдесят восемь, а самой молодой — Джинни — тридцать два, — уговорили плиту поработать остаток утра вполнакала, что позволило им как ни в чем не бывало подавать надлежащего качества жареный бекон и хлеб, яйца, кровяную колбасу, гренки по-валлийски и сэндвичи с поджаренной колбасой. Но если они хотели избежать бунта своих клиентов или, того хуже, их перехода к Кейтонам, конкурентам со второго этажа, плиту в маленьком кафе следовало починить немедленно.

Девушки кинули жребий, кому дожидаться мастера, так, как кидали его все пятнадцать лет, что Джинни с ними работала. Они одновременно зажгли по спичке и смотрели, как те горят. Первая, бросившая спичку, проигрывала.

Джинни, как и любая из них, спокойно выдерживала, пока пламя не начинало лизать пальцы, но сегодня ей хотелось проиграть. Выигрыш означал, что ей придется ехать домой. Возможность остаться и ждать мастера, который неизвестно когда соизволит явиться, еще на какое-то время спасала ее от мыслей о том, что делать с Джимми. То, как все, начиная с ближайших соседей и заканчивая руководством школы, произносили слово подросток, говоря о ее сыне, Джинни не нравилось. Они произносили его таким тоном, словно называли Джимми хулиганом, малолетним преступником или бандитом, а все это не соответствовало истине. Но они же этого не понимают, потому что обращают внимание только на внешнее и ни на секунду не задумываются о том, что может твориться в душе человека.