Прах к праху

— Значит, сами вы газет не читаете. Тех, что приносите для чтения Оливии.

— Да нет, я их читаю.

— Но вы не обратили внимания на упоминание о коттедже, когда читали материалы о Флеминге.

— Я не читал материалов о Флеминге. Ливи хотела получить газеты. Я их ей принес.

— Хотела получить газеты? Специально просила? Почему?

— Потому что я всегда их хочу, — отрезала Оливия. Она сжала запястье Фарадея. — Прекрати эту игру, — сказала она ему. — Ведь единственное, чего он хочет, это загнать нас в ловушку. Ищет доказательства того, что это мы прикончили Кеннета Флеминга. — Она потянула Фарадея за руку, — Давай мой транспорт, Крис. — И когда он не отреагировал сразу, сказала: — Все нормально. Неважно. Иди, принеси.

Фарадей сходил на кухню и принес алюминиевые ходунки. Приказал Бинзу уйти с дороги и, когда пес отошел, поставил ходунки перед креслом Оливии.

— Так? — спросил он.

— Так.

Оливия передала ему кошку, которая протестующе мяукала, пока Фарадей не посадил ее на потертое вельветовое сиденье другого кресла. Потом он повернулся к Оливии, ухватившейся за поручни ходунков и пытавшейся встать на ноги. С ворчанием она тяжело поднялась, бормоча ругательства, и тут же накренилась на бок. Стряхнула руку Фарадея. В конце концов выпрямившись, она с вызовом сердито взглянула на Линли.

— Вот так убийца. Да, инспектор? — бросила она.

Крис Фарадей стоял у лесенки, ведущей из баржи наверх, прислушивался к удаляющимся шагам детектива и ждал, когда сердце перестанет с силой толкаться в грудную клетку. Восьми лет подготовки к тому, что-делать-когда-и-если, оказалось недостаточно, чтобы тело едва-едва не одержало верх над разумом. Когда он увидел удостоверение этого детектива, то испугался, что просто не успеет добежать до туалета, не говоря уже о том, чтобы высидеть весь разговор с убедительно безразличным видом, Одно дело — планировать, обсуждать и даже репетировать с тем или иным членом руководящего ядра, исполняющим роль полицейского. И совсем другое, когда это наконец происходит, несмотря на все их предосторожности, и в голове в мгновение ока возникает сто одно подозрение относительно возможного предателя.

Если он сообщит руководству о визите детектива, они проголосуют за роспуск группы. Они делали это раньше по менее значительным причинам, чем посещение полиции, поэтому Крис не сомневался — они выскажутся за роспуск. Его самого на полгода переведут в одно из вспомогательных подразделений организации и передадут всех членов его группы другим старшим. Самый разумный поступок в случае нарушения секретности.

Но, разумеется, в действительности это не было нарушением секретности, не так ли? Детектив приходил к Оливии, не к нему. Его приход не имел отношения к организации. Чистое совпадение, что расследование убийства и конспиративные дела пересеклись в этот случайный момент времени. Если он проявит стойкость, ничего не скажет и, самое главное, будет придерживаться своих показаний, интерес этого детектива к нему угаснет. Вообще-то он уже угасает, верно? Разве инспектор не вычеркнул Ливи из своего списка потенциальных подозреваемых в тот момент, когда увидел, в каком она состоянии? Конечно, вычеркнул. Он же не кретин.

Крис ткнул себя в бедро костяшками пальцев и грубо приказал себе прекратить играть в прятки с правдой. Ему придется сообщить руководящему ядру о посещении представителя Отдела уголовного розыска Нью-Скотленд-Ярда. Придется предоставить решение им. Он мог, единственно, побороться за срок и понадеяться, что, прежде чем голосовать, они учтут восемь лет его работы в организации и пять лет на посту удачливого капитана штурмового отряда. А если они решат распустить группу, ничего не поделаешь. Он выживет. Они с Амандой выживут вместе. Да и вообще — может, все и к лучшему. Больше не встречаться украдкой, не притворяться, что видятся они исключительно по делу, покончить с отношениями солдата и капитана, не ожидать, что тебя вызовут к руководству для бесполезных объяснений и последующего взыскания. Наконец-то они будут относительно свободны.

Относительно. Нельзя забывать о Ливи.

— Думаешь, он на это купился, Крис? — Голос Ливи прозвучал невнятно, как всегда бывало, когда она слишком быстро расходовала энергию и не имела времени восстановить силы, требуемые на то, чтобы дать команду мозгу.

— На что?

— На мальчишник.

Он вернулся в комнату. Оливия неловко плюхнулась назад в кресло, отбросив ходунки к стене.