Сумасбродка, или Пикник для лишнего мужа

– Мы встречались с тобой долго, а потом все оборвалось. Что-то надломилось, что-то случилось. Наверное, я что-то недоглядела, а может, что-то не так сделала, но в один не самый прекрасный день я потеряла тебя и с ужасом осознала, что эту потерю невозможно вернуть. Ты привел в бар свою будущую жену и откровенно ухаживал за ней на глазах у всех.

– Мне хотелось, чтобы она научилась танцевать точно так же, как ты. Но это невозможно. Она вообще не умеет танцевать.

– Может быть. Но ты привел ее не для этого. Ты привел ее для того, чтобы она поняла, что я не имею на тебя никаких прав, что я обычная стриптизерша, каких в Москве пруд пруди. На них никто не женится. С ними только гуляют и развлекаются...

Я замолчала, почувствовав резкую боль в животе.

– Ты что? – спросил Глеб.

– Желудок.

– Еще бы! Разве можно столько есть. Пошли спать.

Мы легли на двуспальную железную кровать и крепко обнялись. От рук Глеба исходило приятное тепло. Словно не было долгой разлуки и женитьбы на другой женщине. Прижавшись к Глебу, я крепко уснула.

Утром Глеб потрепал меня за ухо и сказал:

– Дашка, пора вставать. Наше время истекло. У меня от этой проклятой кровати все ребра болят. И как ты на таких спишь?

– Эта кровать просто золото по сравнению с той, которая стоит в бараке. Там вообще вместо пружин доска.

Я встала, быстро оделась и с удовольствием принялась наблюдать за Глебом. Он надел костюм, повязал на шею шелковый галстук, побрызгался дорогим одеколоном и с огорчением посмотрел на белесое пятно, расплывшееся в районе ширинки.

– Костюм жалко, – грустно сказал он, – вернее, штаны. Мои любимые. Ты не знаешь, что можно сделать?

– Не знаю, – пожала я плечами.

– Попробую в химчистку сдать. Жене скажу, что держал канистру с машинным маслом и случайно капнул им на штаны. Должна поверить.

Меня покоробило от слова «жена», но я постаралась не показывать виду.

Глеб застегнул на запястье золотые часы и улыбнулся.

– Ну что, присядем на дорожку? – сказал он.

– Присядем.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Знаешь, Глеб, все было прекрасно. Восхитительная ночь, изумительный мужчина, море вкусной еды, спиртное, приятные воспоминания... Спасибо тебе за все. Но только на душе как-то гадко. Как-то нехорошо, понимаешь. Это пройдет. Это первая реакция. Так и должно быть.

Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге появился охранник.

– Заключенная, на выход, ваше время закончилось, – сказал он.

Я натянула войлочные ботинки, набросила телогрейку, повязала на голову платок и встала.

– Заключенная, на выход, – повторил охранник.

Глеб растерянно смотрел на меня.

– Спасибо тебе за все, Глеб, – прошептала я, смахивая слезы.

Охранник толкнул меня в коридор и хотел было захлопнуть дверь, но я оттолкнула его и закричала:

– Спасибо тебе, Глеб!!! Спасибо тебе! Слышишь, спасибо!!!

Охранник схватил меня за руку и потащил по коридору. До самой лестницы я громко кричала слова благодарности Глебу. На улице я замолчала и разрыдалась.

Глава 13

С того момента, как освободили Таньку, прошел месяц. Спустя еще неделю я поняла, что никто меня отсюда не вытащит, а это значит, что два с половиной года я буду находиться в постоянном напряжении, опасаясь за свою жизнь.

Не верьте тому, что колония способна перевоспитать кого-то. Здесь изолируют оступившихся от общества, одновременно вырубая ростки человечности, которые при желании можно найти в душе даже самого закоренелого преступника.

Одной девочке прямо на швейной фабрике кинули в спину ножницы. Она, видите ли, не давала положенной нормы. Девчонка старалась как могла, но у нее ничего не получалось, вот и поплатилась за это. Конечно, тем, кто кинул ножницы, прибавили по полтора года дополнительного срока, но девчонке легче не стало. Она вышла из лазарета и по-прежнему не справлялась с нормой. Мне было страшно подумать о том, что с ней сделают в следующий раз.

Два с половиной года мне придется быть начеку с так называемыми бабами-атаманшами, сидевшими по нескольку ходок. Многие попали сюда по сто восьмой за убийство при отягчающих обстоятельствах. Вышку не дали, заменили на пятнадцать лет и отправили в колонию. Вот они и сходят тут с ума, держа власть в своих руках.

Два с половиной года мне будет сниться один и тот же страшный сон. Будто меня хватают за горло и начинают душить. С десяток рук рвут на мне одежду, царапают лицо, вырывают волосы. Меня в любую минуту могут растерзать. Я просыпаюсь в холодном поту и боюсь пошевелиться. Иногда мне кажется, что это сон-предупреждение, и я начинаю прислушиваться к любому шороху. Все эти бабы, лежащие на соседних кроватях, одинаковые. У них у всех рожи убийц.