Невинные

Инспектор осторожно продолжал тихим ровным голосом:

— Но, может быть, вам все-таки известно, куда она ходила? Описанное мною место не кажется вам знакомым?

— Она говорила мне, что просто бродит по округе, пока не найдет что-нибудь поспокойнее — сад, фонтан на площади. Она говорила, что так узнает Флоренцию. Но в Боболи она ходила не так часто — там нужно платить... Вы ведь не уверены, правда? Если ее лицо...

Инспектор молча протянул ему туфлю. Перуцци не отшатнулся, как его нервный подмастерье. Он взял туфлю в свою большую ладонь, где она уместилась почти целиком, и пробежался пальцами по швам, словно читал ее как азбуку Брайля.

— Нам понадобится еще формальное опознание...

— Она за год выучилась тому, на что я потратил пять. — Его костлявые, покрытые шрамами пальцы и впрямь читали туфлю, стежок за стежком. Инспектор не мог отвести глаз от этого процесса. — Она училась по-другому, не так, как мы. Не просто повторением, не методом проб и ошибок. — Его пальцы продолжали читать, но он не смотрел на туфлю. — С самого начала повелось: если у нее что-то не получалось, она заставляла меня показать еще раз, садилась и думала — долго-долго сидела неподвижно. Потом она делала это снова, и у нее все выходило правильно. Не идеально, не быстро, но правильно. Конечно, у нее есть мозги. В том-то все и дело. У нее есть мозги...

— Мы должны известить ее родителей, если вы знаете адрес. — Он никак не мог решить, что хуже: показывать ее изуродованный череп родителям или Перуцци. Он пока не понял, каковы были их истинные отношения, и, кроме того, ему вовсе не хотелось, чтобы Перуцци замкнулся, испугавшись, что его оштрафуют, потому что он позволяет подмастерьям жить в мастерской. Инспектор осторожно нащупывал путь. Ему не совсем нравилась эта синева вокруг губ обувщика. Точнее, она ему совсем не нравилась. Он спросит ее адрес, а также адрес ее родителей. В ее квартире придется добыть материал для анализа ДНК. Он не сводил глаз с Перуцци, а тот все таращился в пустоту, пока его пальцы вступали в контакт с Акико через швы на маленькой туфле. Что же делать? Инспектор мысленно вступил в контакт с капитаном Маэстренжело, который наверняка знал, что ему делать. Мысленно же получил от капитана ответ: «Следуйте своей интуиции. Решайте сами. Вы знаете своих людей».

Земля, воздух, огонь, вода и флорентийцы...

А что это вообще значит? Рядом с ним сидел пожилой мужчина, почти старик, который вложил некую часть себя — пока неясно, какую, — в эту молодую иностранку.

— Если бы она только согласилась выйти замуж!.. Она всегда клялась, что ни за что не выйдет, но я подумал, что из-за ребенка... она могла бы остаться. Она говорила, что она так счастлива здесь, но этого никогда не знаешь, все-таки там ее страна, родные... никогда не знаешь. Но ребенок мог бы все изменить. — Обернувшись, он посмотрел в глаза инспектору, ища ответа.

— Да, я уверен, ребенок мог бы все изменить.

Перуцци взглянул на туфлю, как будто увидел ее впервые. Перевернув ее, он оглядел подошву в поисках недоработок, затем ощупал рукой шов по краю.

— Первый слой — кожа, потом резина, потом опять кожа. Водостойкие. Но сверху она все равно еще приклеила резинку. Понимаете, она хотела, чтобы они служили вечно, потому что это была ее первая пара. — Он улыбнулся своим мыслям, снова замолчал и уставился в пространство.

Следуй своей интуиции. Все это очень хорошо, но, какие бы безумные мечты ни лелеял Перуцци — и не он один, — о чем, во имя всего святого, думала эта японская девчонка? И она не одна, если в ее планы входило одурачить старика. Нет, нет... не может такого быть. Она училась у него профессии, ремеслу. Она, конечно, восхищалась его искусством, да и мало ли что может привлекать женщину... И она была беременна, в конце концов, но...

Придется взять у Перуцци анализ на ДНК, если обнаружатся улики, подтверждающие, что он бывал в ее квартире. Но сегодня он не станет говорить об этом.

Инспектор пристально взглянул в лицо Перуцци. Бледность, кажется, понемногу отступала.

— Как вы себя чувствуете? Вам тяжело было это вынести, я знаю, и нужно быть осторожным.

И все-таки инспектор не понимал, как ни старался: кто же тогда покупал ей одежду, если не Перуцци? Кто? Почему прямо его не спросить?

— По вашим словам, она была красивая молодая женщина, и я слышал от ваших соседей, которые, кажется, питали к ней симпатию, что она любила хорошо одеваться.