Пир на закате солнца

Никого. Это ветер шумит за окном. Дождь… Какой сон странный, и разве такое можно назвать сном…

Она встала, не включая свет. Сколько сейчас может быть времени – три, половина четвертого? В горле сухо, а лоб влажный. Надо выпить воды, и, может, стоит принять валокордин? Чего она так испугалась во сне?

Она прошла через темный холл, невольно чутко прислушиваясь ко всем звукам в доме. Их не было – звуков. Ее окружала абсолютная тишина. Мерещится всякая мерзость… Вот что значит торчать часами в Интернете – голова как чугун.

Валокордин хранился на верхней полке дверцы холодильника, туда его ставила Надежда Макаровна. Можно было и тут, на кухне, не зажигать свет, просто открыть холодильник – там и так все найдешь.

Но вдруг Регина обо что-то споткнулась. Она нашарила выключатель – щелк! Свет – мертвенный электрический. На полу кухни что-то белеет. Она нагнулась. Это был пластиковый лоток, в них обычно в супермаркетах упаковывают мясные продукты. Клочки целлофановой обертки рядом, дно лотка было измазано сукровицей.

Регина подняла лоток. Это из-под охлажденных отбивных, она сама их покупала, их очень любил муж. Надежда Макаровна собиралась их замариновать с луком. Но как обертка оказалась ночью здесь, а не в мусорном ведре? Домработница никогда прежде не позволяла себе такой неаккуратности. И потом… она, Регина, ведь сама вечером сновала по кухне – наливала Даниле кефир, потом ставила чайник. Тут все было убрано.

Сукровица испачкала пальцы Регины. Забыв про валокордин, она повернулась к мойке, чтобы вымыть руку. И тут в кухне погас свет.

В темноте не было слышно ни звука. Потом легкое дуновение… Едва ощутимое колебание воздуха. Регина влипла спиной в мойку. «Кто здесь?!» – она не смогла этого крикнуть, горло перехватило. Едва слышный шорох… Что-то осторожно коснулось ее испачканных пальцев, что-то влажное, липкое… как будто языком провели по коже, слизывая, присасываясь пиявкой…

Не помня себя от ужаса, Регина взмахнула рукой, отбрасывая от себя ЭТО… Грохот – на пол полетел термос, стоявший на мойке, она задела его. И этот живой звук словно придал ей сил. Она бросилась к выключателю и…

Свет зажегся, и она увидела Данилу.

Прошло, наверное, несколько минут.

– Ты почему не спишь, сынок? – Она наконец справилась с собой, спросила его, сумела произнести эти несколько слов.

– Ты меня разбудила, мама.

У него был сонный вид, глаза полузакрыты, он был похож на лунатика в этот момент. «Что ты кричишь? Что с тобой?» – он не задал ей этих вопросов.

В холле при включенном свете (горели все лампы – люстра, бра) Регина смотрела, как он поднимается к себе в комнату по лестнице.

Оставив в холле и на кухне свет, она вернулась в спальню. Зажгла ночник. Попыталась взять себя в руки. Попыталась понять, разложить по полкам все. ВСЕ. Но нечего было раскладывать. Да, она смертельно испугалась. У нее просто не в порядке нервы – в этом все дело. Последние дни, дни страха и поисков, не прошли бесследно. В этом разгадка.

Она лежала в постели, смотря на дверь, слушая ночь. Потом веки ее отяжелели – что-то словно убаюкивало, навевая дремоту: усталость, нервы, а может быть, что-то еще – заунывное и протяжное, похожее на песню, где не разобрать чужих слов, где только голоса – сливаются, расходятся, вторят мелодии – флейта, волынка и барабан, глухо отбивающий ритм. Багровая нить на фоне тьмы снова возникла и тут же растаяла. Никаких тошнотворных брызг, никакой сукровицы…

Кто-то явился из темноты следом за флейтой – сильные руки, жаркие губы. Невозможно было не поддаться соблазну во сне, она не понимала – то ли ее любили, то ли насиловали жадно и нежно, обжигая поцелуями, распаляя, доводя до неистовства. Заставляя забыть обо всем – даже о том, что это всего лишь эротический сон, обманка.

Звук в темноте… словно клацнула входная дверь. Наверное, и это тоже приснилось.

Глава 17

Карамель

Как будто кто-то зовет… Тихий, хлюпающий звук…

Лера Кускова повернулась на бок, засунув сжатые в кулаки руки между колен. Этот звук… словно едят, глотают большими кусками, сосут что-то аппетитное, сладкое…

КАРАМЕЛЬ… Нет, это слово звучит по-другому, на чужом языке. Карамель – это всего лишь перевод. И это не только конфета – ТАМ, откуда доносится зов.

Маленькая ранка на губе все еще саднит, столько времени прошло, а она никак не заживает. Он укусил ее… Ранка как язва, как напоминание, чтобы она не забывала о нем.