Пир на закате солнца

ИЛИ ОНИ ЧТО-ТО СКРЫВАЮТ?

Итак, делать в УВД было больше нечего. Для очистки совести Катя решила заглянуть в инспекцию по делам несовершеннолетних, узнать о визите в генеральский дом, куда она так и не попала.

– Ездили мы к Москалевым, – сообщила ей инспектор, – условия, конечно, хорошие, семья приличная. Правда, обстановка была нервозная, это убийство… Самого-то генерала дома не было.

– Он с нами на место происшествия выезжал, – сказала Катя.

– Ну вот, а жена его… плакать начала, жалеть… Я ее успокаивала. Посмотрела комнату мальчика – все хорошо, все прилично. Я понимаю, когда дети бегут из дома от родителей-пьяниц, от голода, от побоев, а тут тепличные условия созданы. А знаете… он, этот мальчишка, мне не понравился. – Инспектор помолчала. – Двух слов он нам не сказал. Только вежливое «здравствуйте». Смотрит он как-то очень уж по-взрослому, оценивающе, откровенно, понимаете?

– Нет.

– Ну, на меня, на мать – на женщин, одним словом. А ведь ему двенадцать всего. Но за это на учет его не поставишь… И вообще, учитывая положение его отца… – Инспектор махнула рукой. – Вы в Москву? У нас водитель едет в главк, подвезет вас, только по пути заскочит в отделение в Архангельском, там надо документы забрать.

В машине Катя устроилась на заднем сиденье. Что-то не везет с материалами в последние дни. Столько тем вроде было, а писать не о чем. И сегодняшняя поездка впустую.

Они ехали мимо парка Архангельское. Отделение милиции располагалось через дорогу от главного входа. Катя бездумно смотрела на ограду, на зеленые кроны. Вон шпиль дворца блеснул…

Две фигуры на фоне парковой стены. Катя и на них смотрела отрешенно, но вдруг…

– Пожалуйста, сбавьте скорость!

Водитель удивленно оглянулся и сбросил газ.

Две фигуры на фоне ограды – мальчик и молодая женщина. Это был Данила – Катя узнала его. Женщина была темноволосой, коротко стриженной.

Ее лицо…

БЛЮДО С АПЕЛЬСИНАМИ… Она вошла и забрала его…

Катя узнала медсестру из госпиталя Наталью Багрову – ту самую, о которой она, заинтригованная ее болезненным видом, расспрашивала санитара.

Глава 22

Ожерелье

Все обошлось – сознавать это было приятно. Шелковые простыни были тоже приятными, холодили кожу.

Андрей Угаров повернулся на спину – чужая постель, чужие шторы, чужой потолок. Все чужое, а женщина, что рядом с ним на этих шелковых простынях, она…

– Эй, как там наверху?

Анна Гаррис прижалась к его груди. Она так и лучилась счастьем – как же, ведь она спасла его, вытащила из тюрьмы.

Надо отдать ей должное: сумела. Один звонок по телефону и…

– Я все, все для тебя сделаю. Все, что захочешь, Андрюша. Только будь со мной.

Что ж, все имеет свою цену. Шелковые простыни лучше, чем жесткие нары. Воля лучше тюрьмы.

Один звонок по телефону, и сразу столько энтузиазма, такие усилия: модный адвокат (откуда, кстати, она его знает?), «Бентли», ночная суматоха, полный шухер среди ментов и…

И все.

И это все она сделала для него.

Анна…

– Что? Ты меня зовешь, хороший мой?

Он притворился спящим. Разговаривать будем потом, сладкая моя. Дай мне отдых. Столько всего случилось за эти сутки – «Купол», задержание, свобода, лобзания на заднем сиденье.

Как же она торопилась привезти его к себе, забрать, завладеть им. Выручила из тюрьмы и теперь считает его обязанным ей. Считает полной своей собственностью, игрушкой своей.

Что ж, поиграем, Аня…

Только вот вопрос – все ли мои игры известны тебе?

– Я тебя люблю, я так тебя люблю… Ты слышишь? Я люблю, люблю тебя, ты мой… не слышит, спит…

Я СЛЫШУ.

Я ДУМАЮ.

Я НЕ ЗНАЮ…

Что теперь будет? Надолго ли эта свобода? Что, если у НИХ появятся и другие свидетели? Там, в кабинете следователя…

Там, у НИХ, он вел себя неправильно. А в парке он вел себя как последний… Ну, что толку теперь себя ругать.

Эта баба, толстая корова с крашеными волосами… Конечно же, он помнит ее – пленка не врет. Он шел за ней – там, тогда. Гравий шуршал под ногами. Она не торопилась. И он тоже не спешил.

Парковая аллея – та самая, где когда-то мать сказала отцу… А отец влепил ей пощечину, не сдержался.

Розовый гравий, свет, пробивающийся сквозь зелень, – оранжевый свет вечерний. Скоро стемнеет.

Шпалеры, увитые розами, – зеленая стена. Перед тем как свернуть, ОНА оглянулась.

Этого на пленке не было. Женщина, которую они называли потерпевшей, оглянулась. Он остановился и сделал вид, что рассматривает бутоны, дотронулся до одного, похожего на зеленую шишечку. Укололся о шипы.