88  

Гарт понимал, что, быть может, он слишком увлекается подробностями, однако ему хотелось показать Нату, что не все плохо в мире, в котором он проснулся. Что ему есть ради чего жить.

— Можно даже сказать, что тебе повезло. Ты чудесным образом перенесся в удивительное будущее и можешь увидеть его своими собственными глазами.

Но Нат ничего не мог увидеть. Из его глаз потекли слезы, и полупрозрачный экран электронных очков запотел. Заметив это, Карен сняла с него очки, протерла стекла и вернула на место. Теперь Нат увидел, что и в ее глазах блестят слезы. Гарт тоже выглядел взволнованным, и только холодное и прекрасное лицо Персис Бандельер не выражало никаких эмоций.

Взяв себя в руки, Нат снова начал писать:

— ЕСТЬ ЛИ… ДРУГИЕ?

— Нет. Ты — первый. Откровенно сказать, для нас твое пробуждение было приятным сюрпризом, и… Словом, мы все очень рады.

Нат поднял руку, повертел перед глазами и снова уронил.

— ЧЬЕ… ТЕЛО?

— Твой донор погиб в дорожной аварии.

Нат снова обратился к Абаку:

— ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА.

Карен взяла его руку в свою и слегка сжала.

— Пойду принесу тебе что-нибудь успокоительное, — сказала она. — Вот увидишь, тебе сразу станет легче.

И она покосилась на Гарта, который чуть заметно кивнул. Нат повернулся лицом к стене, и врач поднялся.

— Мне очень жаль, что Мэри не дожила… — снова сказал Гарт и осторожно положил руку Нату на плечо, но он не отреагировал. Он никого не хотел видеть. Особенно этих троих. Нат никак не мог поверить, что все, что они ему рассказали, — правда.


34


Когда Нат очнулся от тяжелого, навеянного лекарством сна, ему в голову пришло слово «муторный». Он понимал, что отчаяние притаилось где-то рядом и что оно обязательно вернется, но пока у него просто плохо и муторно на душе, как после пьянки.

Вторник. Абак. Мэри. Не дожила.

Интересно, о каком вторнике идет речь? О том, который был недавно, или о каком-то другом? Как Нат ни старался, ему никак не удавалось вспомнить, когда же именно он узнал правду — вчера или несколько недель назад? Казалось, время обрело способность сжиматься и растягиваться. Был день, и была ночь… Но какой день? Что за ночь? Он не знал. Нат помнил только, что ему сделали операцию на гортани, и он обрел голос. Правда, это неразборчивое сиплое карканье еще нельзя назвать голосом, но по крайней мере теперь он мог издавать какие-то звуки.

Вторник. Абак. Мэри. Не дожила.

Нат был уверен, что горе вот-вот обрушится на него, словно горный обвал, и он снова провалится в желанное забытье, но почему-то этого так и не произошло. Но ничего хорошего в этом нет, потому что отсутствие горя порождало в нем глубокое чувство вины. Мэри… Нат хорошо представлял отдельные черты ее лица, но по-прежнему не мог вспомнить, как же все-таки она выглядела, а ее фотографии в его медицинской карте не нашлось.

С не меньшей силой подействовало на него осознание того, что он пролежал в жидком гелии больше полстолетия. И это невероятно и… жутко. В прошлой жизни у Ната были два небольших «пунктика»: больше всего он боялся утонуть и быть похороненным заживо. Теперь он знал, что — вот странное совпадение! — его опасения сбылись.

В конце концов Нату все же удалось отчасти справиться с собой. Лучше всего отвлекали его от мрачных мыслей поиски слов, которые он выуживал по одному из мрачных глубин своего поврежденного мозга и повторял снова и снова, чтобы не забыть опять. Кроме того, чтобы не сорваться в пучину отчаяния, Нат сосредоточился на своем физическом состоянии — на том, как идет процесс восстановления. На то, чтобы поднять вверх обе руки, ушел почти весь его запас сил, но ему все же удалось ощупать хирургический шов на шее. Округлые валики кожи по обеим сторонам разреза все еще казались слишком большими и мягкими на ощупь, но он знал, что со временем они сгладятся.

Чуть не с той самой минуты, когда Нат услышал, что с ним случилось, ему очень хотелось взглянуть на себя со стороны, узнать, как выглядят его шрамы и его тело. Вскоре это превратилось почти в навязчивую идею. Он постоянно водил руками по коже, ощупывал мускулы, прикасался к упругим волоскам на груди и животе. Волосы были густыми, гладкими и лежали аккуратными волнами, прикрывая смуглую, бронзоватого оттенка кожу. Его собственная кожа была намного бледнее, а волосы на теле — редкими и тонкими. На коже Нат заметил также многочисленные следы, похожие на оспины или на давно зажившие шрамы от какой-то косметической операции с применением лазера. На груди он обнаружил довольно большую родинку, а на левой лодыжке — глубокий, грубый шрам. Сами ноги оказались длинными и довольно стройными, почти изящными. Прикасаясь к ним, Нат внезапно подумал, что и эти ноги, и кожа, и все остальное когда-то принадлежали другому мужчине, и эта мысль поразила его в самое сердце. Именно по этой причине он никак не мог заставить себя дотронуться до пениса. Правда, пока в этом не было нужды, так как Нат до сих пор пользовался судном, однако он не сомневался, что недалеко то время, когда ему придется как-то решать этот вопрос. Пару раз Нат проснулся с эрекцией и испытал самый настоящий ужас. Пенис функционировал совершенно нормально, однако он не мог даже представить, что когда-нибудь будет использовать его для занятий любовью.

  88  
×
×