27  

Господин де ля Гравери был высокого чувства долга.

— Вы правы, Матильда, — сказал он.

Затем, тем же тоном, каким, вероятно, эту же команду отдавал Цезарь, он произнес:

— Мое седло и мою походную лошадь!

Час спустя шевалье де ля Гравери был в Тюильри.

В полночь король выехал.

Прибыв в Ипр, король увидел шевалье и узнал его; он был третьим человеком, оставшимся с королем.

Король приказал принести три креста ордена Святого Людовика и самолично прикрепил их на мундиры этих трех верных ему офицеров.

Затем он отослал их во Францию, заявив, что надеется вскоре вновь там с ними увидеться.

Шевалье проделал около ста лье верхом на лошади, с него этого было более чем достаточно; он продал свою лошадь за полцены, сел в дилижанс и вернулся в Париж.

Невозможно выразить словами, каким величественным жестом он показал свой крест Святого Людовика Матильде.

Матильда вся сияла.

Дьедонне справился о брате.

Тот, наконец-то, уехал семнадцатого.

Однако он уехал в Бельгию, не желая оставаться в Париже, будучи скомпрометирован своими воинственными настроениями, которые он так неосторожно всем демонстрировал.

Глава VIII,

В КОТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ ДЕ ЛЯ ГРАВЕРИ ЗАВОДИТ НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА

События, последовавшие за возвращением с острова Эльба, известны.

Дьедонне, вернувшись к себе домой на Университетскую улицу, повесил крест Святого Людовика над изголовьем кровати своей жены в память о том, что этой наградой он обязан ей.

Сто дней не причинили ему ни малейшего волнения.

Дьедонне был самым счастливым человеком из всех живущих на земле.

Он был кавалером ордена Святого Людовика и не был больше мушкетером.

Настала пора второй Реставрации; барон вернулся вслед за Бурбонами и вновь вселился в свой дом на улице Варенн.

Однако он не зашел навестить брата. Он расценивал как огромную несправедливость то, что Дьедонне был награжден, а он нет.

В результате шевалье де ля Гравери, лишившись посредника, обратился со своей просьбой прямо к королю.

Он добился того, что поменял свою шпагу мушкетера на палочку церемониймейстера; обмен, доставивший ему огромную радость, так как эта новая должность, совершенно гражданская и абсолютно мирная, гораздо лучше соответствовала его склонностям, чем прежняя.

Но случилось так, что, раз разделавшись со своей амуницией, шевалье, по какой-то аномалии, довольно часто встречающейся у людей его темперамента, стал жадно искать общества тех, кто носил военную форму.

Он, казалось, поставил себе задачей доказать целому свету, что и его голову некогда украшал этот благословенный плюмаж, доставлявший ему столько неудобств в ту пору, когда он имел право его носить.

Вот почему, когда он по долгу службы присутствовал на обеде в Тюильри, он предпочитал располагаться среди офицеров военной свиты и общался с ними на дружеской ноге.

Однажды он познакомился там с капитаном конных гренадеров, который в силу закона противоположностей понравился ему с первого взгляда.

Этот капитан был намного старше де ля Гравери, которому в эту пору исполнилось двадцать пять или двадцать шесть лет; всего лишь несколько месяцев отделяли этого офицера от того дня, когда приказом министерства он должен быть отправлен на пенсию.

У него были седые волосы, и несколько ранних морщин уже избороздили его лоб. Но по складу ума, по настрою своего сердца и по своему характеру господин Думесниль — так звали капитана — по-прежнему оставался двадцатилетним; и, пожалуй, во всей гвардии не нашлось бы младшего лейтенанта, который мог бы сравниться с ним в веселости, остроумии и беззаботной беспечности.

Во всех физических упражнениях, которыми, впрочем, де ля Гравери, а точнее, старые канониссы, занимавшиеся его воспитанием, безмерно пренебрегали, капитан Думесниль всегда был первым.

О его отваге в армии ходили легенды.

Эти качества произвели на шевалье чрезвычайно глубокое впечатление как раз именно потому, что самой ими ни в коей мере не обладал; он тут же подумал, что подобный друг будет весьма ценным приобретением для такого весьма скучного жилища, каким был его дом; шевалье надеялся, что капитан развлечет Матильду, которая становилась все менее и менее общительной, оставаясь наедине с Дьедонне; он рассудил, что воспользуется хорошим настроением, которое не замедлит вернуться к его супруге, так как оно приходило к нему самому, когда шевалье слушал остроты своего нового знакомого. Вследствие всех этих соображений он немедленно стал ухаживать за капитаном так, как влюбленный ухаживал бы за желанной женщиной.

  27  
×
×