Картина без Иосифа

— Гарольд звонил сегодня после полудня? — спросила Шейла у Филиппа, когда Линли вошел в кухню.

— Не. — Филипп тер кухонный стол посудным полотенцем, серым от старости. — Тебе надо прогнать этого парня, мам. Он для нас плохая новость.

Она зажгла сигарету, не вдыхая, положила на пепельницу и стояла, глубоко дыша, над струившимся из нее дымом

— Не могу, милый. Пинат нуждается в отце.

— Да. Ну а курить ему вредно, верно?

— Я ведь не курю. Где ты видишь, что я курю? Ты видишь у меня во рту сигарету?

— Так тоже вредно. Ты ведь дышишь! Дышать тоже вредно. Мы все можем умереть от рака.

— Все-то ты у нас знаешь. Совсем как…

— Как мой отец

Она достала из шкафа сковородку и пошла к холодильнику. На нем висели два листка, приклеенные желтой лентой. ПРАВИЛА — было напечатано на одном, ДЕЛА — на другом. По диагонали на обоих кто-то нацарапал: «Насрать». Шейла сорвала листки и внимательно посмотрела на мальчишек. Филипп занимался у плиты картошкой. Джино и Гермес возились у ножек стола. Линус засунул руку в коробку с воздушной кукурузой, оставленной на полу.

— Кто из вас это сделал? — грозно спросила Шейла. — Ну-ка, я хочу знать. Кто это сделал, черт побери?

Все молчали, косясь на Линли, словно он явился, чтобы арестовать их за это преступление. Она скомкала листки и швырнула на стол.

— Какое правило номер один? Что у нас всегда считалось правилом номер один? Джино?

Он спрятал руки за спиной.

— Уважение собственности, — сказал он.

— А чья была эта собственность? Чью собственность ты решил перечеркнуть?

— Не я!

— Не ты? Не ври. Кто затевает у нас любое озорство, если не ты? Возьми эти листки в спальню и перепиши десять раз.

— Но ма…

— И никаких отбивных и пюре, пока не сделаешь. Понял?

— Я не…

Она схватила его за руку и толкнула в сторону спальни:

— И не показывайся, пока не сделаешь то, что я велела.

Остальные мальчики лукаво переглядывались, когда он ушел. Шейла вернулась к столу и вдохнула еще дыма.

— Не могу послать это к едрене фене, — сказала она Линли, кивнув на сигарету. — Что угодно могу, а это нет.

— Я и сам курил, — ответил он.

— Да? Тогда вы понимаете. — Она достала из холодильника отбивные и положила на сковороду. Включила горелку, обняла Филиппа и поцеловала в висок. — Боже, какой ты красивый парень, ты это знаешь? Еще лет пять, и девчонки будут без ума от тебя. Будут липнуть к тебе как мухи.

Филипп усмехнулся и стряхнул с себя ее руку:

— Ма!

— Да, тебе это понравится, когда повзрослеешь. Совсем…

— Как мой отец.

Она ущипнула его за попку.

— Засранец. — Она повернулась к столу. — Гермес, следи за отбивными. Принеси сюда стул. Линус, накрывай на стол. Я должна поговорить с джентльменом.

— Я хочу кукурузу, — заявил Линус.

— Не на ленч.

— Я хочу!

— А я сказала: не на ленч. — Она выхватила у него коробку и бросила в шкаф. Линус заплакал. — Замолчи! — прикрикнула она и, повернувшись к Линли, добавила: — Как его отец. Ох уж эти греки. Позволяют сыновьям делать что угодно. Хуже, чем итальянцы. Пойдемте отсюда.

Сигарету она захватила с собой в гостиную. Остановилась у гладильной доски, чтобы обмотать истерзанный провод вокруг утюга. Ногой отодвинула в сторону огромную бельевую корзину.

— Хорошо посидеть, — вздохнула она, присаживаясь на софу с подушками в розовых наволочках. Сквозь прожженные в них дыры виднелась изначальная зеленая обивка. Стену за софой украшал большой коллаж из фотографий. Большинство из них — моментальные снимки. На некоторых были взрослые и непременно один из ее детей. Даже на фотографиях свадьбы Шейлы — она стояла рядом со смуглым мужчиной в очках с металлической оправой и характерной щелью между передними зубами — запечатлены маленький Филипп, наряженный как носитель колец, и Джино, которому было года два.

— Ваша работа? — поинтересовался Линли, кивая на коллаж

Она изогнула шею, чтобы взглянуть, что он имел в виду.

— Вы спрашиваете, я ли это сделала? Да. Мальчики помогали. Но в основном я сама. Джино! Возвращайся на кухню. Ешь свой ленч

— Но листки…

— Делай, что я говорю. Помоги своим братьям и заткнись.

Джино поспешил на кухню, бросил осторожный взгляд на мать и опустил голову.

Шейла стряхнула пепел с сигареты, подержала ее под носом, а когда снова положила в пепельницу, Линли спросил: