Мизерере

Потом он икнул, и земля завертелась, опрокинув на него небо. Он попытался левой рукой схватить мальчишку, но промахнулся.

И упал на колени.

Далеко, очень далеко раздался крик бегущего к нему Касдана:

— ВОЛО!

Потом близко, устрашающе близко, он услышал смех из-под маски. Победный смех. Ребенок не отпустил нож. Изо всех сил, обеими руками он нажал на него и сломал лезвие внутри раны. КЛАЦ.

Боль возросла стократно. Волокин уставился на застывшие черты маски, изломанные лунным светом. Спокойно припомнил курс лекций, который когда-то прослушал в университете, — об «истоках греческой философии». Подумал о зарождении мира, о боге-творце Уране, о его браке с Землей, Геей. Подумал об их детях, титанах, один из которых, Крон, оскопил отца.

— Дети-титаны…

Он хотел это выкрикнуть, но язык у него во рту точно распух. Он упал.

Виском ударился о землю со звуком финальной хлопушки на съемках. Снизу он видел тротуар, трубу, луну и огромную, колоссальную тень Касдана в развевающейся куртке, с «Зиг Зауэром» в вытянутой вперед руке.

Волокин попытался крикнуть: «Нет!» — но тут пистолет изверг белое пламя. Небо раскололось, точно от удара молнии. Башни вокруг высветились, как на негативе.

Касдан промахнулся — дети-боги бессмертны.

Армянин выстрелил в пустоту.

И оба они закрутились в темном туннеле.

Потом пустота обрушилась на него, и он погрузился в небытие.

57

— Полиция. Это срочно!

6.30.

Отделение «Скорой помощи» больницы Ларибуазьер.

Касдан почти тащил Волокина на плече. Они прошли через зал ожидания и направились к пустой регистратуре.

Армянин ударил кулаком по стойке, твердя:

— Полиция! Есть тут кто-нибудь?

Никто не ответил. Он усадил напарника на один из привинченных к стене стульев, потом заметил других пациентов, ждавших своей очереди в полутемном зале. Судьба сыграла с ними злую шутку: в рождественскую ночь здесь были лишь супружеские пары с детьми на руках. Родители, которые получили на праздник вместо подарков раны, вирусы и инфекции.

Сзади послышались шаги.

Медсестра.

Касдан ринулся ей навстречу, протягивая трехцветное удостоверение:

— Мой напарник ранен.

— Мы не можем принять вас без очереди. Вам следовало обратиться в Отель-Дье.

— Он истекает кровью! Позовите врача. Я сам с ним объяснюсь.

Женщина ушла.

В зале никто не осмеливался пошевелиться. Касдан всей кожей чувствовал, как его грубость и злость нарушают покой этого скорбного места.

Подошли трое мужчин в белых халатах. Двое толкали перед собой каталку. Касдан вернулся в зал ожидания и осторожно приподнял теряющего сознание Волокина. На площади в Женвилье он перетянул ему верхнюю часть ноги своим ремнем. Подобрал его «глок». Дети исчезли. Касдан поддерживал напарника по пути к машине. Они доехали до Порт-де-Клиньянкур, поднялись до бульвара Рошешуар и остановились перед первой же попавшейся больницей: Ларибуазьер на бульваре Мажента. Всю дорогу Касдан говорил не смолкая, чтобы не дать Волокину забыться.

— Что случилось?

— На нас напали, — ответил он. — Мы патрулировали улицы.

— Идемте в смотровую.

Медбратья уложили Волокина на каталку. Касдан увидел залитую кровью раненую ногу. Врач повернулся и пошел по коридору следом за каталкой.

Касдан не отставал от них.

— Это опасно?

— Сейчас посмотрим.

Снедавшее его беспокойство приутихло. Они попали в руки профессионалов. На территорию знания, оборудования, переливаний. Но часть его мозга отмечала тоску подземного перехода, нездоровую атмосферу этого места. Каталка скрипела. Было душно и жарко. Воздух провонял эфиром.

Они оказались в белой, залитой светом комнате. Каталки, хромированные инструменты, выключенные приборы со свернутыми проводами, разбросанные в беспорядке, словно на складе медицинского оборудования.

Волокина положили на стол, покрытый зеленой бумагой. Он так и не пришел в себя. Две медсестры отрезали пропитанную кровью штанину. Сняли жгут. Третья уже стянула руку Волокина манжетой тонометра.

Врач быстро обследовал рану и поднял глаза на Касдана:

— С прививками у него все в порядке?

— Понятия не имею.

Касдан подумал, что дети-убийцы, скорее всего, пользовались чистым оружием. Нож старый, но вряд ли он был ржавым или грязным. Каждый акт насилия был тесно связан с культом Ханса Вернера Хартманна. Но как объяснить все это врачу?