Мизерере

Вот уже два часа Волокин повторял все те же движения, склонившись над вонючей землей в перепачканных дерьмом рукавицах. Спина у него ныла. Руки покраснели. А раненая нога пылала на полярном холоде, как горящее полено.

— Перекур?

Волокин выпрямился. Он работал на пару со здоровенным молодым тунисцем по имени Абдель. Тот протянул ему сигарету.

— А разве можно курить?

— Начхать.

Оба они были в куртках и штанах из черной полотняной ткани, в сапогах и бейсболках того же цвета, выданных в Колонии. Закуривая «Мальборо» с жарким привкусом вызова, русский вспомнил знаменитую картину «Анжелюс». Почти та же сцена. Двое крестьян среди борозд, в золотисто-коричневом вечернем свете. Разве что одежда Волокина и его напарника делала их похожими на зэков из «Анголы», самой большой тюрьмы Луизианы.

Абдель выдохнул дым и подул себе на руки:

— Не забывай пословицу: «Снег в декабре к хорошему урожаю».

— Ты это к чему?

Магребинец расхохотался:

— Сам не знаю. Да все равно, в этом году снега нет.

— Ты откуда?

— Из Ле-Вигана. Я сюда езжу каждый год, в октябре. А ты?

— Из Милло. Летом работаю где придется, на уборке урожая. Потом собираю виноград. А зимой обычно вкалываю в Альпах лыжным инструктором. Первый раз я зимой на ферме. По мне, так и сдохнуть недолго.

— Тоже мне открытие.

Они замолчали. Волокин оглядел окрестности. За границей возделанной земли начинался почти лунный пустынный пейзаж. По краю плантаций кое-где виднелись редкие деревья и серо-зеленые скалы. Надо всем царила иссохшая вечность, от которой сжималось горло. Здесь вы наедине с Богом. Это если повезет.

Волокин решил, что из напарника теперь можно что-нибудь вытянуть:

— Как здесь вообще? В смысле, какая обстановка?

— Отстой. Парни в Колонии рехнулись на религии. Хотя мы их и не видим. Нас держат на расстоянии. Мы нечистые, сечешь?

— Не-а.

— Вот и я так. Но скажу тебе, между землей, где вкалываем мы, и участками, на которых работают они, там, где оранжереи, настоящая пропасть.

— Ты там бывал?

— Нет. Это запретная зона. Колючая проволока. Охрана. Электронные замки, которые открываются отпечатком пальца.

— И кто там работает?

— Дети. Занимаются тонкой работой. — Он пошевелил пальцами. — Для которой нужны тонкие пальчики…

— А детишек ты когда-нибудь видишь?

— Издалека. Они живут на другой стороне.

— Как ты думаешь, туда можно пробраться через больницу?

— Что ты задумал?

Волокин пропустил вопрос мимо ушей:

— А о детях ты что-нибудь знаешь?

— Самую малость. Так, ходят слухи. Когда не копаются в земле, они поют. А когда не поют, занимаются самобичеванием.

— Подробнее можешь рассказать?

— Нет. Они все живут за семью замками. Зато платят тут хорошо, и, если соблюдаешь правила, не пристают. Ты…

Абдель швырнул сигарету и присыпал окурок землей:

— Вот черт.

Тут Волокин тоже расслышал шум двигателя. И вслед за товарищем закопал окурок. Грузовик подбрасывало на тропе, и он еле тащился. Модель с открытым кузовом, в котором стояли люди. Пыль в лучах вечернего солнца окрашивала воздух, придавая атмосфере плотность. Несмотря на мороз, вся сцена из-за этого напоминала караван в пустыне.

Русский присмотрелся к фигуркам в кузове. Дети. Прямые и неподвижные. В солнечном свете их лица казались белыми свечками. Они были не в баварских нарядах, а в костюмах из черного полотна. Белые рубашки с воротниками под горлышко выглядывали из-под курток. Это только усиливало их монашеский облик. Маленькие лютеранские пасторы.

Грузовик проехал в сотне метров перед ними. Волокин заметил, что кузов выстлан деревом. Наверняка для того, чтобы пассажиры не касались современных материалов. Все дети были в черных бейсболках, на таком расстоянии напоминавших шляпы амишей. Амишей Зла.

Когда машина скрылась в пыли, по телу русского пробежала дрожь.

Он здесь ради них.

Скоро он их спасет.

73

Такие минуты ему случалось переживать и прежде.

Когда решение вот-вот будет найдено.

До него уже рукой подать.

В этих мгновениях всегда есть что-то сверхъестественное. Истина вдруг оказывается так близко, что в мозгу словно начинается обратный отсчет времени, и ты чувствуешь — сейчас наступит озарение. Кровь бурлит в ожидании скорой разгадки. Это как волны, предвещающие грозу, которые воспринимают только животные.