Мизерере

— Идите за мной, — приказал Верну.

Он заставил посторониться полицейских в форме. В белой луже у подножия алтаря, прямо перед первым рядом стульев, был распростерт голый мужчина. Верхняя часть туловища лежала на ведущих к возвышению ступенях. Ноги сжаты. Одна рука опущена, другая воздета. «Поза мученика», — подумалось русскому.

Тело сверкало в лучах прожекторов. Его нагота выглядела непристойной, и в то же время в ней, бесстыдно выставленной на обозрение, было что-то нереальное. Казалось, что, впитывая в себя свет, плоть утрачивает материальность. Волокину пришла на ум сияющая скульптура из белого мрамора, вроде «Пьеты» Микеланджело. Скульптура, которой совсем не место в сланцево-свинцовой церкви.

— Вы знаете, кто это? — спросил Касдан.

— Один из приходских священников, отец Оливье. Одежду нашли неподалеку. Раздели и изувечили его после смерти.

Не нужно быть судмедэкспертом, чтобы обнаружить эти увечья. Пустые глазницы плачут кровавыми слезами. Залитый кровью рот превращен в разверстую рану, тянущуюся от уха до уха. Кулаки жертвы сжаты. Если следовать логике убийцы, легко догадаться, что они скрывают. В правой руке язык. В левой — глаза. Или наоборот.

— Похоже, его убили во второй половине дня, — пояснил Верну. — И ни одного свидетеля. Такая бойня в церкви — и никто ничего не видел. Надо думать, днем здесь никого не бывает.

Волокин и Касдан подошли к телу. Верну простер руку:

— Стойте. Не то наступите на самое главное.

Оба сыщика замерли. У их ног на черном паркете виднелась кровавая надпись:

• Тебе, Тебе единому согрешил я и лукавое пред очами Твоими сделал.^[11]

Фраза была дугой развернута к нефу, словно предназначалась верующим, которые соберутся в церкви. Волокин подавил дрожь. Тот же почерк, что и в квартире Насера. Округлый. Старательный. Как из прописей. Детский почерк.

— Значит, серия, — пробормотал Верну у них за спиной. — Хренова серия.

Касдан обернулся к нему:

— Что-нибудь удалось найти?

— Пусто. Но есть новость и похуже.

Волокин подошел поближе. Ему хотелось узнать, что могло быть «похуже».

— Мне звонили, — прошептал Верну. — Пытались давить на меня.

— Кто?

— Контрразведка. Служба госбезопасности. Говорят, это их дело. Уже произвели обыск у Гетца.

Касдан и Волокин понимающе переглянулись: жучки.

— Они заберут у меня расследование, — продолжал Верну с холодной яростью. — И я, черт побери, даже не узнаю почему. А все-таки я с самого начала был прав: за всем этим стоит политика.

— Уж скорее похоже на ритуальные убийства, — заметил Волокин.

Верну взглянул на него. Отер лицо ладонью и обратился к Касдану:

— В этом вся загвоздка. Явно дело рук серийного убийцы, и в то же время тут замешана политика. Я уверен.

— Что известно о священнике? — продолжал армянин.

— Пока ничего. Только начали опрашивать его окружение.

Волокин заметил смуглого седоволосого коротышку, укутанного, словно сигара в обертку, в непромокаемый плащ. Под мышкой он держал портфель. Нечто вроде лейтенанта Коломбо, который, похоже, посреди этой бойни чувствовал себя вполне непринужденно. Наверняка судмедэксперт.

Оставив Верну, Касдан направился к нему. Волокин оказался в одиночестве. И снова стал изучать церковь. Это место выбрали не случайно. Оно предназначалось для очищения и прощения. Убийство и на этот раз олицетворяло искупление. Подняв глаза, он заметил крест из красной меди, возвышавшийся посреди алтаря. В лучах света он отбрасывал медовые отблески. Вся сцена представляла собой картину. Голое тело и этот крест составляли единую вертикальную композицию. Все вместе вызывало в памяти тревожные полотна Эль Греко.

Волокин подошел к Касдану, говорившему с Коломбо. Он расслышал последние слова доктора:

— Та же песня, что и с первыми двумя.

— Ему проткнули барабанные перепонки?

— Думаю, да.

Медик говорил с испанским акцентом, напоминавшим опереточное сюсюканье, довольно забавное, но Касдан не улыбался:

— А увечья?

— Убийца не вырезал язык, как у индийца. Он вырвал глаза. И опять уже у мертвого. Ты, верно, догадываешься, что у него в каждой руке по глазу. Плюс «тунисская улыбка». Но это, по-моему, так, для антуража.

— Антуража?

— Ну да, чтобы усилить ужас целого. И ему это удалось. Как по-твоему?

---

11 Пс 50:6.