Мизерере

Касдан набрал номер, не отключая громкую связь.

— Кому вы звоните?

— Верну.

— Верну вышел из игры.

— Хочу кое-что проверить.

После шести гудков в кухне раздался голос капитана. Похоже, он был не в восторге от звонка армянина. Он уже перевернул страницу. Теперь он готовился к Рождеству и покупал детишкам подарки.

— Хорошо бы ты рассказал мне о смежных расследованиях. Гетц. Насер. Оливье.

— Я все передал уголовке.

— Ты же оставил копии в своей конторе?

— Я сейчас не в Конторе и до третьего января не работаю.

— Выслушай меня. Я понимаю, что ты покончил с этой историей. Понимаю, что она тебя достала. Но есть еще двое легавых, которым охота с ней разобраться. Мы с Волокиным. Почему бы тебе не помочь нам напоследок?

— Что, собственно, вы ищете?

— У нас есть практически неопровержимое доказательство, что это дети. Дети-убийцы, лет десяти-тринадцати. Три трупа за четыре дня. В разное время суток, в разных кварталах, посреди Парижа. Не может быть, чтобы никто ничего не видел. Наверняка есть свидетельство, хотя бы и косвенное, которое дало бы нам деталь, улику, доказывающую присутствие детей на месте преступления.

Последовало молчание. Касдан представлял себе хмурого капитана, нагруженного игрушками. Ведь армянин говорил ему о ребятишках, способных хладнокровно убивать и калечить взрослых.

— Кажется, я что-то такое встречал, — сказал наконец легавый. — Нелепую деталь, на которую не обратил внимания, но… — Он замолчал. Через громкую связь доносилось его дыхание. — Погодите, свяжусь с Конторой. И сразу перезвоню вам.

Касдан повесил трубку Волокин не сводил глаз с вазочки с круассанами. Она была пуста. Армянин поднялся. Открыл шкаф. Вытащил пакет с армянским печеньем. Поставил его перед русским. Баламут сунул руку в пакет и принялся жевать. Молча, роняя крошки.

Зазвонил телефон. Касдан схватил трубку, не дожидаясь второго гудка.

— Я так и знал, мне что-то такое попадалось, — сказал Верну. — Вчера вечером, когда вели опрос в окрестностях церкви Блаженного Августина, один из моих ребят упомянул о совершенно бредовых показаниях. Старикана. Старого-престарого… Ему не меньше девяноста. Живет в верхней части квартала Монсо, в полукилометре от церкви.

— И что он видел?

— В отчете говорится, что старик готовил себе ужин перед открытым окном. Было шестнадцать часов, прикиньте?

— А дальше?

— По его словам, дети собирались на бал-маскарад.

— Как это?

— Они были в баварских костюмах. Короткие кожаные штаны, большие башмаки, фетровые зеленые шапочки. Старик узнал костюм, потому что во время последней войны три года работал на ферме в Баварии. — Верну расхохотался. — Вместо «Ей повсюду мерещатся гномы»^[14] ему повсюду мерещатся боши.

Касдану было не до смеха.

— Сколько, он сказал, их было?

— Трое или четверо. Точнее он не помнит. По-моему, старик выжил из ума.

— На чем они уехали?

— На черном внедорожнике.

— Спасибо, Верну. Пошли мне мейлом протокол.

— Я скажу своим парням, чтобы послали. Но не забудь, что сегодня все закрывается в полдень.

— Знаю. Счастливого Рождества.

— Удачи.

Касдан повесил трубку. Напарники переглянулись. Не сговариваясь, они видели одну и ту же картину. Дети в зеленых шапочках, в коротких штанах, обутые в немецкие башмаки, разъезжают по Парижу, словно сверхъестественные существа.

Дети, которые каким-то образом используют ситтим, дерево Христа.

Им не нужны были слова, чтобы сделать один и тот же вывод.

Они действительно имели дело с ангелами возмездия.

И эти ангелы были нацистами.

40

— Это не слишком приятные воспоминания.

Генерал Филипп Кондо-Мари стоял, заложив руки за спину, перед окном кабинета в благородной позе полководца, озирающего поле брани. Но этим благородство и ограничивалось. Генерал оказался лысым пухлым коротышкой. Необычной была лишь его крайняя бледность. Лет шестидесяти, до того бескровный, что казалось, вот-вот потеряет сознание.

Когда полицейские звонили в ворота виллы в Марн-ла-Кокет, они не верили, что прорвутся к нему. Сегодня воскресенье, у генерала гостили родные. За окнами виллы дети, стоя на стульях, украшали рождественскую елку, а женщина, очевидно, их мать, дочь или невестка генерала, развешивала в гостиной шишки омелы. Трудно себе представить более неудачное время для визита. Однако мажордом — филиппинец в свитере и джинсах — провел их в смежную комнату, а потом поднялся наверх, чтобы предупредить «мишье».

---

14 Имеется в виду фильм «Ей повсюду мерещатся гномы!» (Франция, 1982, режиссер Жан-Клод Зюссфельд), поставленный по одноименной пьесе.