Закон семи

Однако это желание недолго изводило меня, потому что почти в то же мгновение на дороге появился огромный черный джип, который возник как бы из ниоткуда. На бешеной скорости он стремительно приближался к старику. Я испуганно замерла: еще мгновение, и старик будет сбит машиной, но джип затормозил, остановившись в метре от дяди. Вслед за этим мне стало ясно, что джип вовсе не материализовался из ниоткуда, а выехал с улицы Пестеля, хотя летать с такой скоростью в городе не только неразумно, а попросту преступно. «Это ворона, — успела подумать я. — Из-за нее лезет в голову всякая чушь».

Только я собралась было успокоиться, как старичок повел себя в высшей степени странно. Ему стоило бы порадоваться, что все так распрекрасно обошлось, или, наоборот, разразиться гневной речью, что вот, мол, носятся тут всякие сломя голову, так и до инфаркта человека довести можно. Но вместо этого старичок бросился бежать в ближайшую подворотню, умудрившись развить такую скорость, которой и бывалый спринтер позавидует.

Джип рванул на зеленый свет и свернул в первый же переулок, откуда сразу же долетел страшный треск, послышался звон стекла. Поравнявшись с перекрестком, я обнаружила, что хозяин джипа не справился с управлением и влетел в фонарный столб. Столб изрядно погнуло, джип тоже выглядел скверно. В нем сработали подушки безопасности, и трое мужчин в машине с очумелыми лицами пытались справиться с этой напастью. Ворона, устроившись на козырьке ближайшего здания, вывела радостное «ка-ар» и вроде бы даже мне подмигнула.

Вокруг джипа потихоньку собиралась толпа, заинтересованно наблюдавшая за муками пассажиров. Я решила, что с воронами пора завязывать, потому что в голову лезли мысли фантастические и даже глупые (например, что ворона имеет к аварии самое непосредственное отношение), а я считала себя девушкой умной. В общем, я прошла мимо аварии.

Войдя в здание рынка, я вроде бы успела забыть о старичке и уж точно больше не вспоминала ворону. Правда, подозревала, что сегодняшний день, в плане больших чувств, ничуть не лучше предыдущего. Но в суете рынка и эти мысли меня оставили. Я направилась к овощному ряду, и тут старичок возник вновь. Точнее, поначалу я услышала голос, который шел вроде бы из-под земли.

— Ярослава… — прошептал кто-то, и в первое мгновение я решила, что ослышалась, но шепот вновь повторился:

— Ярослава…

Я нахмурилась и начала оглядываться, и тут заметила притулившегося между высоченных прилавков с горами фруктов старичка. Очень серьезно глядя на меня, он махнул рукой, приглашая приблизиться, и я, сама не знаю почему, сделала шаг в его сторону.

— Ты ведь Ярослава? — зашептал он.

Глаза у него были странные: зрачок очень большой (может, из-за пережитого испуга), радужная оболочка казалась выцветшей, какого-то бледно-желтого цвета, и на фоне белков с желтыми пятнами была почти незаметна, будто ее и нет вовсе. А еще у него не было ресниц. Совсем. Сморщенное личико напоминало печеное яблоко, но почему-то я была уверена, что не так уж дядя и стар.

— В чем дело? — спросила я и смутилась: вопрос прозвучал довольно грубо. Кашлянула и добавила:

— Извините.

— Твой отец… — опять зашептал старик. — Скажи его имя…

— Мой отец умер, — растерялась я.

— Знаю, — поморщился он. — Скажи имя.

— Анатолий Ильич Белосельский, — пробормотала я, теряясь в догадках, зачем старику это нужно. А он облегченно вздохнул.

— Слава богу. Еле узнал тебя, ошибиться боялся. — Дядя сунул руку за пазуху, достал оттуда сверток, взглянул на него, вроде бы в чем-то сомневаясь, и протянул мне:

— Никому не отдавай. Никому. Слышишь?

— Что это? — нахмурилась я, отступая на шаг.

— Отец знал, и ты узнаешь, — забормотал старик, очень напоминая в ту минуту сумасшедшего. — А больше никому!

— Послушайте… — начала я, а он очень ловко сунул сверток в мою сумку, что меня здорово разозлило. — Послушайте… — повторила я грозно, собираясь отчитать странного дядьку.

— Матюша, — вдруг позвал кто-то рядом, — тебя здесь спрашивают.

Толстая тетка в голубом переднике, вне всякого сомнения, обращалась именно к старичку. Она мотнула головой куда-то в сторону, я проследила ее взгляд и увидела двух рослых парней. На подбородке одного из них — свежий шрам.

— Иду! — весело крикнул старичок, но взгляд его, обращенный ко мне, посуровел. — Ни-ко-му… — нараспев сказал он. — Теперь ключ у тебя, с тебя и спрос… — И дядя юркнул в темноту прилавка.