— Не уйдет, возьму живым и теплым. — Она встала. — Ну, помогайте же накрывать, окорок готов.
— Это всегда пожалуйста, — ухмыльнулся Кравченко.
Князь уже гремел посудой в шкафу.
Глава 12
КОЛОСОВ РАССКАЗЫВАЕТ
Наступающая весна дала о себе знать утром в понедельник. Катя шла по Тверской — яркое солнце било ей прямо в глаза. Служилый люд, торопящийся в многочисленные конторы, офисы, банки и магазины, какими были нашпигованы заново отремонтированные здания в прилегающих к Тверской улочках, щурился, жмурился, однако с наслаждением подставлял горячим лучам вылинявшие за долгую зиму лица.
Весна, весна — грачи прилетели! Катя, как истинное дитя города, была не способна отличить этих воспетых грачей от обыкновенной вороны, но.., мартовское солнце делало чудеса, и ей уже начинало мерещиться, что купавшийся в подтаявшей луже взъерошенный воробей — это на самом деле мелкий грач, только что слетевший на Тверскую с полотна Саврасова.
Еле дождавшись конца оперативки, она начала лихорадочно дозваниваться до начальника отдела убийств. Никто не брал трубку. Пришлось перезвонить в канцелярию. «Никита Михалыч уехал в областную прокуратуру на совещание», — пропищала секретарша.
У Кати сразу же испортилось настроение, весенний солнечный день словно померк. Говорят, что самые страшные душевные муки — это муки нечистой совести. Катя не была в этом уверена. Муки неудовлетворенного любопытства — вот тот алчный, вечно голодный дракон, который никогда не способен удовлетворить свой зверский аппетит.
Катя сразу же разозлилась на все на свете: и на Никиту, и на весну, и на дурацкое совещание в прокуратуре, явно способное длиться без перерыва на обед с восхода до заката. День приходилось строить заново. Катя оглядела кабинет. Тихо, пусто, не трезвонят телефоны, не трещит машинка: все на выездах в поисках материалов и сенсаций. Что ж.., в такой обстановке можно, пожалуй, и...
Она решила закончить очерк, вот уже неделю назад заказанный ей редактором ежемесячника «Семейный совет».
Под мирный стрекот машинки события ложились на лист легко и быстро. На стене тикали часы. Катя сочиняла. За окнами догорал мартовский день...
От долгого сидения заломило спину. Она допечатала последний абзац. Точка в конце была жирной-жирной. Все. Катя отключила машинку, взглянула на циферблат: 17.00. Итак, день прошел, а Колосов так и не появился. Зато у нее есть теперь готовый очерк.
Она начала собираться домой. Подошла к внутреннему телефону, хотела было поднять трубку и набрать заветный номер: 47-10, но.., не стала этого делать. Сколько можно бегать за этим задавалой? Сколько можно унижаться? Она открыла шкаф и начала причесываться перед зеркалом. И тут в дверь негромко постучали. На пороге стоял Никита.
— Добрый вечер, — сказал он, проходя в ее кабинет. — А я увидел твой силуэт в освещенном окне.
— Здравствуй...
— Только что приехал. — Он оседлал стул и уперся подбородком в сложенные на его спинке руки. — Сначала совещание было, потом голову мне мылили.
— Кто мылил? — Кате отчего-то стало неловко. Она чувствовала, как краснеют ее щеки.
— Да все дружно: куратор, зампрокурора по надзору за милицией, следователь — взяли по мочалке и устроили мне капитальную головомойку.
— За что?
— За все.
— Ты есть хочешь? Он кивнул.
— Я сейчас самовар включу. Вот печенье бери, здесь сушки, а здесь остатки кекса. Тебе кофе?
— Крепкий, если можно. Черный и крепкий. Пока кипел самовар, Катя ходила мыть чашки. Колосов листал подшивки газет.
— Много вы пишете. Газет столько, журналов. И что, платят вам? — спросил он.
— Как когда, — ответила Катя. — В моих функциональных обязанностях записано: прославлять доблесть и благородство сотрудников областной милиции. Что я старательно и делаю. И знаешь, даже с немалым удовольствием.
— Тебе нравится работать в милиции? — усмехнулся Колосов.
— Да.
— Да?
— А почему ты так спрашиваешь?
— Как?
— Враждебно.
— Враждебно? Ну уж нет. Просто такая девушка, как ты, здесь очень странно смотрится.
— Почему странно? — Катя удивлялась все больше и больше.
— Слишком интеллигентная, слишком стильная. К тебе ведь и подойти иногда страшно.
— Ко мне?
Он снова усмехнулся.
— Только не делай таких круглых глаз. Я никогда не поверю, что ты так сама не думаешь.
— Как?
Он подошел к самовару, по-хозяйски насыпал в чашки кофе.