17  

— Похоже. Только вот почему тогда мертвец наш, Неверовский, хотел клад этот спалить? — хмыкнул Колосов. — Волок сюда от машины пятилитровую канистру с бензином. Не костер же он тут собрался разжигать?

— С чего ты взял, что он хотел сжечь именно то, что было извлечено вот отсюда? — Катя показала на яму. — Логической связи никакой не вижу — мало ли… Вообще с чего ты взял, что в этой яме что-то было?

— Ты же сама только что мне говорила про клад, — хмыкнул Колосов. — Я просто развил твою мысль. Но попытался при этом учесть важную улику — канистру с бензином. И потом…

— Что? — спросила Катя.

— Ты спросила — сидел ли, по моему мнению, Неверовский? Я тебе сразу скажу: даже без пробивки по банку данных мне ясно — фраер он, срока в жизни не тянул, вообще клиент изначально не наш. И к уголовной братве никакого отношения не имеет.

— А как же тогда его татуировка? Ты ведь такую уже раньше видел — я слышала ваш разговор с патологоанатомом.

Колосов снова помолчал, посмотрел на часы.

— Сейчас тут закончим, и я возвращаюсь на завод в эту чертову баню, — сказал он. — Там еще работы до фига. А его татуировку мы с тобой, Катя, обсудим позже.

— Но почему? Что за таинственность? Почему ты не хочешь сказать, где ты ее видел — в оперативном альбоме, в картотеке?

— Я ее видел сегодня в четыре часа утра на теле одного из тех, кого мы вынули из петли, — буркнул Колосов. — Все, пока не приставай ко мне! Больше пока мне все равно нечего тебе сказать.

Глава 6. ВЕЩДОКИ


Катя вернулась домой вечером. И сразу прошла в ванную. Распустила волосы. Впечатления этого дня хотелось смыть с себя, словно нечистоты. В принципе она просто ретировалась, удрала с места событий — ее, не оправившуюся от впечатлений после кладбища, доконала эта сауна. Чертова баня, как выразился Никита Колосов. В Мамонове-Дальнем, по крайней мере, все происходило на вольном воздухе, и там хотя бы дул ветерок. Можно было отвернуться от забрызганных кровью кустов сирени и посмотреть на небо, отвлечься на звонко тенькающую пичугу на ветке. Можно было вернуться к подножию холма и побродить в траве, стараясь хоть на время забыть о том, что лежит там, на вытоптанной полянке в зарослях.

В сауне же ничего этого сделать было невозможно. Здесь стояла спертая духота. И было слишком много людей. Хотя основной начальственный поток из главка, из министерства и прокуратуры области уже успел схлынуть, на месте по-прежнему работала большая следственно-оперативная группа. Возвращения начальника отдела убийств здесь ждали с великим нетерпением. И Катя не стала ему мешать. Они с оператором телестудии делали свое собственное дело — снимали, брали короткие блиц-интервью у местных сотрудников, оказавшихся на месте происшествия в числе первых. Но само это место, сама эта «чертова баня» вызвала с самой первой минуты у Кати нервную дрожь — под этим деревянным потолком, над этим кафельным бассейном с прозрачной прохладной водой всего каких-то десять часов назад бились в конвульсиях четверо мужчин. Эти гладкие стены, казалось, впитали их предсмертные хрипы, а воздух, казалось, был полон темной заразы — каждый вдох давался Кате с трудом. Никита Колосов уже впоследствии признался ей — он испытал в этом помещении те же самые ощущения. Не забыл он упомянуть и про понятую, грохнувшуюся в обморок при виде удавленников.

Но сейчас тела уже успели увезти в морг. Самого страшного Катя не видела, но это, увы, ничего не меняло.

А дома, в Москве, в квартире на Фрунзенской набережной, было тихо и пусто. Сидя на краю ванной и расчесывая волосы, Катя вспоминала, как всего два дня назад собирала в дорогу мужа Вадима Кравченко — на домашнем жаргоне именуемого исключительно «Драгоценный В.А.». Все тогда было совсем по-другому, все кипело и клокотало, вращаясь исключительно вокруг Драгоценного В.А. Он на этот раз отнюдь не горел желанием сопровождать своего работодателя в Пермь, не желал и последующего вояжа на Урал. Капризничал, как ребенок, бурчал, что, мол, шеф его — небезызвестный в столичных деловых кругах предприниматель Василий Чугунов — с годами блажит все больше и больше, что он отстал от жизни и в современном бизнесе смыслит как корова в апельсинах, что вообще ему следует думать больше о душе и подорванном здоровье, лечиться в санаториях в Швейцарских Альпах и жертвовать на храм, а не вбухивать такую прорву денег в каких-то дефективных кандидатов на какие-то дефективные выборы, фактически выбрасывая деньги на ветер. Он клялся, что он смерть как не хочет оставлять Катю одну, а тем более в такое благодатное время, как конец мая — начало лета, когда душа зовет отрешиться от всего земного и окунуться с головой в реку Волгу где-нибудь в районе зеленых плавней Ахтубы.

  17  
×
×