Рейтинг темного божества

— А я тоже голодный как волк, — нашелся Мещерский. — Катя, а тебе что заказать? Что-нибудь сладкое?

Славно было вот так сидеть на вольном воздухе в плетеном кресле за крахмальной скатертью, смотреть на ночной город, пить ледяной мартини, лениво болтать ложечкой в креманке с ананасовым шербетом, радоваться теплому вечеру, радоваться Анфисе, постепенно обретающей свое прежнее буйное жизнелюбие. И хоть на короткое мгновение забыть про тот лес, про кувыркающийся в небе смертельно раненный «кукурузник»…

— Катюша, эй, ты где опять? — тихо окликнул ее Мещерский.

— Я тут. — Катя закуталась в шелковую шаль, поежилась от ночной прохлады. — Я все спросить тебя хотела — как насчет той фотографии?

— Ой да, — подхватила Анфиса. — После таких-то событий!

— Я звонил в Париж Петьке Кабишу, — ответил Мещерский, — и послал ему отсканированный снимок по электронной почте.

Катя покачала головой — звонил в Париж. Как все это просто у Сереги! Про Кабиша она слышала не раз — его предки со времен революции жили во Франции. Он работал в Фонде русского зарубежья, издавал сборник по истории Белого движения. «Там же на фотографии — офицеры, поэтому Серега и начал с него наводить справки, этот Петя парижский — настоящая ходячая энциклопедия», — подумала она.

— Петюн прямо в осадок упал, как снимок увидел. — Мещерский подлил в их бокалы вина. — Звонил, интересовался, где я его раздобыл.

— И что дальше? — спросила Катя.

— А ничего, — Мещерский вздохнул, — или почти ничего. Я-то надеялся, что он мне сразу даст полный отчет, кто есть кто на фото, а он смог точно назвать мне лишь двоих. Некоего барона Шиллинга — это тот, что в белой черкеске и папахе на снимке, и Викентия Мамонова.

— Мамонова? — переспросила Катя.

— Кабиш справился в русском военном архиве — барон Шиллинг был убит в августе двадцатого года в Крыму. Значит, снимок был сделан до этого времени. Викентий Мамонов, по данным архива, в Первую мировую служил в Персидской казачьей Его величества Шаха бригаде. Было тогда такое войсковое подразделение на Кавказском фронте. В девятнадцатом-двадцатом он был в Добровольческой армии, служил начальником личного конвоя командира Таманской дивизии генерала Бескровного. Когда того убили красные, Врангель взял его в свой штаб. После сдачи Крыма он эмигрировал во Францию.

— А этот твой Петя не знает, кем мог быть тот жуткий мертвец на столе? — спросила Анфиса.

— Этого он, к сожалению, не знает. Не знает он и человека в черной маске, сидящего среди офицеров. Но он рассказал мне вот что. — Мещерский помолчал секунду. — Про Викентия Мамонова — как тот погиб в сорок первом.

— Погиб? — про Мамонова Катя слушала очень внимательно. Эта фамилия… Эта старая дворянская фамилия… Знаковая фамилия?

— Во время оккупации Парижа он вдруг вроде бы без всякой причины был арестован гестапо. Его страшно пытали. И он умер от пыток в тюрьме.

— Он что, был в Сопротивлении?

— Ни в каком он Сопротивлении не был. В том-то все и дело. Петя Кабиш говорит — он был вообще странной, одиозной фигурой в эмигрантских кругах. Его чурались, с ним не очень-то общались. Одни утверждали, что от перенесенных в Гражданскую лишений он тронулся умом. Другие подозревали его в связях с польской, румынской разведками и с ЧК — якобы он торговал информацией направо и налево. Вроде бы он постоянно изыскивал пути для нелегального вояжа в СССР. А уже после Второй мировой войны в Париже в среде эмиграции ходили упорные слухи о том, что его арест и пытки были как-то связаны с доносом, полученным гестапо, о том, что Мамонов в свое время встречался с Алистером Кроули, когда тот приезжал в начале тридцатых в Париж.

— Кроули — это ведь какой-то черный маг? — спросила Катя. — Что-то я читала… А что, он действительно реальная фигура?

— Очень даже реальная. — Мещерский вздохнул. — Вот только что могло быть общего у него с бывшим адъютантом генерала Бескровного? И что могло так заинтересовать гестапо?

— Наверное, мы так никогда этого и не узнаем, да? — Катя внимательно наблюдала за Мещерским: или он говорит не все, или же…

— Петя по доброте душевной подкинул мне одну небольшую идейку. В Прагу из Вены на эти выходные приезжает Владимир Всеволодович Головин — сын графа Головина, знаменитого историографа русского зарубежья. Петя обещал ему позвонить — он сам чрезвычайно заинтригован. Я вот что подумал — мне по делам турфирмы тоже надо смотаться в Прагу на пару деньков. Я планировал ехать позже, но теперь, раз уж такое дело, могу поехать сейчас.