Молчание сфинкса

— Ну осенью обострения бывают, — философски заметил Колосов. — А вы давно этого типа тут видели? В день убийства он был тут?

— Утром точно был. Отец Дмитрий как раз его и воспитывал по-пастырски. А вот что-то сегодня не пришел он бочки красить, а ведь должен был доделать работу.

— Не пришел? А где живет? В Тутышах?

— Нет, дом у них на главной усадьбе «Луча». Сестра-то с мужем уехали, хату оставили. Только Мячиков там редко бывает. Перед соседями стыдно. Каждый ведь пальцем тычет.

— Ладно, отыщем этого вашего эксгибициониста, — щегольнул термином Колосов. — Что я еще у вас спросить хотел — в день убийства вы сами-то когда видели отца Дмитрия в последний раз?

— Да утром и видел. Мы с ним церковь открыли. Он мне как раз насчет денег и сказал — мол, после обедни и поеду в банк.

— Это было во сколько?

— Утром рано. А в десять мы расстались. Я в магазин спешил. У нас по четвергам и пятницам основной привоз всего. Так что я в Воздвиженское пошел, а отец Дмитрий в церкви остался.

— А Мячиков тоже там был? — уточнила Катя.

— Да я ж говорю — он бочки красил.

— Алексей Тимофеевич, а где вы живете? Далеко отсюда? — спросил Колосов.

— Я вам покажу, пойдемте. Отсюда мой дом видно. — Захаров, быстро семеня, повел их за церковь.

Пейзаж здесь, в стороне от дороги, словно раздавался вширь к горизонту: направо вдали среди багряной осенней листвы темнели крыши каких-то строений. Впереди бурым лоскутом стелилось картофельное поле. По нему, тарахтя, ползали два уборочных комбайна. Налево разбитая проселочная дорога уходила с холма под уклон, спускаясь на дно узкой тенистой лощины. А на противоположном склоне холма виднелась деревня.

— Вон там, видите, только спуститься и подняться, — показал Захаров. — Там я живу, второй дом с края.

— А там кто живет — вой в той даче? — Колосов указал на ближайший к проселку одинокий двухэтажный дом с круглым, похожим на иллюминатор, окном наверху. Дом прятался за глухим дощатым забором. Вокруг Дома росли сосны. У дачных ворот стояла машина. Катя напрягла зрение — вроде джип. Но отсюда видно плохо.

— Это дача доктора Волкова, — сказал Захаров. — Он здесь живет почти постоянно. Только иногда на консультации в Москву ездит. Вон, кажется, гости у него. Вы с ним обязательно потолкуйте. Он хорошо знал отца Дмитрия, дружил с ним — они ведь оба страстные библиофилы были. И у кого только рука поднялась на такое злодейство? Убить пожилого человека, священника. И ведь денег не взяли — вот ведь меня что больше всего пугает… Убили и ограбили — это одно, а просто убили, тем более пастыря божьего, — это, извините, совсем, совсем другое.

— Что вы хотите этим сказать? — хмуро спросил Колосов. А сам подумал: слухи, мать их за ногу. Вот деревня — и про деньги тоже всё уже все знают! — Может, хотели именно ограбить, да кто-то спугнул.

— Жулика не очень-то спугнешь. Он первым делом за ваш кошелек схватится, с ним и убежит. Нет, тут, видно, что-то другое. Даже сердце защемило, — Захаров приложил ладонь к груди. — Эх, годы наши стариковские и дожить по-христиански не дают.

— Кому же все-таки помешал отец Дмитрий? Может, раньше от кого-то были угрозы в его адрес, предупреждения?

— Снова спрашиваете, были ли у него враги? Нет, врагов не было, и угроз он ни от кого не получал. И предупреждений, — ответил Захаров. Кате показалось, что он при этом снова вроде то ли смутился, то ли замялся, но потом отрицательно покачал головой: — Нет, ничего такого не было. И вообще у нас тут очень тихое место.

— Слышала? — мрачно спросил Колосов, когда они отпустили Захарова восвояси. Он горячо обещал «любую помощь и содействие со своей стороны». — Терпеть это ненавижу. Вот это самое. «Тихое место, покой, благодать», — передразнил он. — А старичку церковному сзади железной трубой хрясть по голове — мозги веером.

— Священника ударили железной трубой? — переспросила Катя. — Эксперт не утверждал этого категорически.

— А я утверждаю. Мне ли таких повреждений не знать? — Колосов стал совсем мрачным. — Едем на месть, осмотрим там все еще раз при свете. Есть там какие-нибудь железки? Спорить готов — нет.

Сели в машину, развернулись на шоссе и поехали к автобусной остановке. Примерно через полтора километра свернули на проселок, по которому вчера вечером возвращался отец Дмитрий. По обеим сторонам замелькали деревья, кусты. Это был уже не хвойный бор, окружавший церковь и кладбище, а лиственный лес. Кате показалось даже, что в этом лесу сохранились остатки то ли аллей, то ли дорожек. То тут, то там среди кустов и опавшей листвы были видны груды битого кирпича.