Молчание сфинкса

— Да, в мае.

— Извините, сын ваш давно уже совершеннолетний, и мы бы хотели поговорить с ним наедине, — Никита обернулся к Журавлевой.

Марина Ткач, захватив сигареты, тухлее вышла. Журавлева помешкала, но затем тоже покинула гостиную и прикрыла за собой дверь.

— Что с животом-то, а? — спросил Колосов, когда они остались одни.

— Не знаю. Болит.

— Не приступ ли медвежьей болезни, часом?

— Чего? — Валентин Журавлев вскинул голову.

— Милиция на порог, а ты со страха в клозет?

— Почему со страха? Чего это мне вас бояться? С какой стати?

— Ну это уж тебе виднее, с какой стати, — Колосов смотрел на парня. Да, пожалуй, эта Марина права: типичнейший маменькин сынок. На такого и давить не надо — сразу поплывет, если что.

— Я ничего не сделал, чтобы мне вас бояться, — сказал Журавлев. — А с желудком у меня вообще с детства проблемы. Несварение бывает. Спросите у матери.

— Ты священника из церкви в Воздвиженском когда видел в последний раз? — Никита решил переходить к сути дела.

— Священника? Которого убили — отца Дмитрия?

— Да, которого убили. Так когда?

— Он на той неделе к нам сюда приезжал. Патрон… то есть Салтыков, его приглашал. Тогда и видел.

— А еще когда? В четверг, в день убийства, ты днем отцу Дмитрию приходил?

— Я? Днем? Никуда я не ходил.

— Тебя свидетели видели, Валя.

— Меня? Какие свидетели?

— Какие надо, такие и видели, — парировал Кулешов. — Чего ты там делал, у отца Дмитрия?

— Да не был я у него! И в церкви не был, — Журавлев посмотрел в глаза Колосову и вдруг согнулся, приложи руку к животу. — Вот черт, опять… Не был я там. Я дома был, здесь. У матери спросите.

— Ну мать, Валя, что хочешь скажет ради тебя, на то она и мать тебе, — Никита вздохнул. — Значит, категорически отрицаешь, что приходил к отцу Дмитрию в четверг примерно около часа дня и шел с ним до автобусной остановки?

— Да не ходил никуда. Эти ваши свидетели лгут и ошибаются. Вы их давайте сюда. Чего они вас в заблуждение вводят? Давайте их сюда, я их сам спрошу, когда это они меня видели? Где?

Колосов усмехнулся.

— Ну ладно, не разоряйся так, — сказал он примиритеяьно. — Не был — разберемся. Ты мне тогда вот скажи…

— Ой, подождите, не могу, — Журавлёв схватился живот. — Я сейчас!

Он вылетел из гостиной как пушечное ядро — и наверх по лестнице!

—Что, что здесь такое? — в гостиной тут же очутился Долорес Дмитриевна.

— Ничего страшного. Снова расстройство желудка, — ответил Никита. — Беречься ему надо. Особенно в таком нежном возрасте. В армию вот забреют — не очень-то вот так с расстройством побегаешь из строя.

— Ох, не говорите мне про армию. У него отсрочка.

— Тогда у меня другой вопрос: припомните, днем в четверг где находился ваш сын?

— Валя? В четверг? А где он мог находиться? Здесь, конечно, в Лесном. Это вы про день убийства спрашиваете, — очки Долорес Дмитриевны гневно сверкнули. — Понятно. Вот оно, значит, как. Где мальчик находился… Дома он находился. Мы все были тут. Вечером поздно видели, как туда-сюда милиция ваша ездила. А что толку, что вы ездили? Поздно было уже ездить-то. Вы вот, уважаемый, — она обернулась к. Кулешову, — вы ведь начальник тут. Так что же сотрудники ваши так скверно работают? Убили настоятеля храма, уважаемого, пожилого человека, а вы… Вы палец о палец не ударили, чтобы нас здесь как-то защитить! Мы тут одни в музейном комплексе — хоть кто-то из ваших сотрудников поинтересовался, как мы тут, что? По вечерам темень, хоть глаз выколи! Фонарей и в помине нет, дороги не освещаются. С автобуса идешь в темноте, со станции идешь тоже в темноте. Милиции вообще нет нигде. Я, например, с мая тут живу, а кроме вас, никого не видела!

— Ну вот мы перед вами, — сказал Никита.

— Поздно, молодой человек, — Долорес Дмитриевна покачала головой. — Поздно хватились. Тут уже до того доходит, что вот решетки снова хотим, в Лесном на окна ставить. Боимся! Роман, Валерьянович понять не может — зачем, почему? У них во Франции такой дикости, наверное, с эпохи Столетней войны нет!

— Ну и оставался бы в своей Франции, — буркнул Кулешов. — Что вы все с претензиями к нам? Мы, между прочим, тоже не…

Но тут у него сработал мобильный. Он коротко ответил и стал слушать, лицо его менялось — светлело и одновременно ожесточалось.

— Готово дело, стриптизника нашего мои орлы взяли, — шепнул он Колосову.

— Мячикова? Да ну? Где?