Молчание сфинкса

— Чушь все это. Притворяются они, — Мещерский брезгливо поморщился. — Все это не доказано, это домыслы? Но не в этом сейчас дело… Ну я не знаю, ребята. Это все так странно. Просто фантасмагория какая-то!

— Значит, тебя заинтересовали степень их веры в легенду? — спросила Катя Колосова после некоторого молчания. — Вот уж не думала, что ты об этом заговоришь… Кто угодно, Никита, но только не ты.

— Почему это? — спросил Колосов.

— Да так, — Катя пожала плечами. — Но нам-то что с Сережей теперь делать в этой ситуации? Ехать в Лесное или не ехать?

— Ехать, — твердо оказал Колосов. — Обязательно. Сережа, ты поможешь?

— Конечно, зачем спрашивать? — Мещерский начал горячиться. — Я и Роману Салтыкову чисто по-человечески хочу помочь. Прояснить все. И Ане. И хочу сказать тебе, Никита, они глубоко порядочные люди, уверяю тебя. Иван тоже парень неплохой. Отчаянный, правда, силу свою иногда не соизмеряет, но… В общем, я готов помочь разобраться в этом деле. Когда нам с Катюшей ехать? У меня в делах сейчас на фирме застой полный, ничего срочного. Так что смело располагай мной.

— Я думаю, вам лучше всего появиться в Лесном, когда туда и мы с Кулешовым нагрянем. В отделение выдернем этого пацана — Изумрудова, которого так кстати вдруг «вспомнил» Волков.

— Ты хочешь его задержать? — спросила Катя тревожно.

— Я хочу его допросить. Узнать, зачем он приходил к отцу Дмитрию в тот день. Сейчас на данном этапе эти самое главное. Мы приедем забирать Изумрудова. Поведем себя как утюги, — Колосов усмехнулся. — Немногая всколыхнем атмосферу.

— Никита, только я тебя прошу… — испугался Мещерский.

— Легонько, Сережа, легонько, в интересах дела исключительно. В критические моменты как раз ярче всего и высвечиваются характеры и обостряются противоречия. Классический ведь пассаж, — Колосов покосился на Катю. — Мы их слегка проутюжим, а вы понаблюдаете их реакцию. Как они воспримут наше вторжение. Кто испугается, кто запаникует. В прошлый раз, когда мы туда явились, там одного, Журавлева, чуть с горшка не сдуло.

— От таких подробностей меня уволь, — Катя состроила гримаску — фу! — И когда же ты намерен выдергивать Изумрудова?

— Как только узнаю наверняка, что Салтыков в Лесном. Честно говоря, он меня больше остальных интересует.

— Почему? — спросил Мещерский. — Ты его все-таки подозреваешь?

— Я подозреваю всех и никого, Серега. Эхма! — Колосов сокрушенно покачал головой. — Когда такое было-то, а? Дожили, называется, доработались в славном краснознаменном и легендарном областном уголовном розыске — всех и никого! Салтыков после нашей с ним встречи мне очень любопытен и пока непонятен. Ясно лишь то, что он главная направляющая всего, что происходит в Лесном.

— Ты имеешь в виду реставрацию усадьбы?

— И реставрацию, и эти фокусы с осушением парка. И воскрешение старых легенд… Интересный человек этот твой родич, Сережа.

— А остальные там тебе, менее интересны? — задумчиво спросила Катя.

— Я не знаю, — Колосов вздохнул. — Суди об этом сама.

Глава 19

ОТСТОЙ

Плохо стало в доме. Ой плохо. Отстой, полный отстой! Леша Изумрудов ощущал это всем своим существом — и умом, и сердцем, и кожей. О смерти в доме не говорили. Но все ощущали ее присутствие.

Леша Изумрудов, со школьных лет писавший стихи, сравнивал жизнь человеческую с искрой, вспыхнувшей и погасшей. Сравнение было избитым, но он этого не замечал. Наверное, потому, что собственную тлеющую искорку внутри себя он ощущал дочти реально. И всячески старался поддержать ее горение. Поддержать любыми доступными способами, вплоть до самых радикальных.

До недавнего времени свою жизнь в Лесном и близкую дружбу с Романом Валерьяновичем Салтыковым он считал редкой удачей. Прежде ему везло не всегда и не во всем. С семнадцати лет он пытался жить так, как подсказывали ему его желания и возможности. Но получалось это не ахти как, потому что желания сильно опережали возможности.

Леша Изумрудов перебрался в Питер из Выборга, где родился, вырос и закончил школу, где учился играть в клубном музыкальном кружке на фортепьяно и гитаре. Перебрался в надежде устроиться в какую-нибудь начинающую молодежную рок-группу, пусть и не раскрученную, но продвинутую. За хорошие музыкальные данные его с ходу взяли сразу в две. Но питерские рокеры были нищие, как церковные крысы. У них не было пока ни спонсоров, ни приличной аппаратуры, ни приглашений в ночные клубы. И случилось так, что на этом отрезке своей молодой жизни Леша Изумрудов от всех городским соблазнов вкусил лишь горечь разочарований. Питался основном сухими суповыми концентратами и китайской лапшой из пакетиков и, когда все это стало у него поперек горла, решил, что так существовать больше нельзя и начал искать иные пути, по мере сил приспосабливаясь к окружающему неласковому миру.