Шевалье де Сент-Эрмин. Том 1

— Ради Господа нашего Всевышнего, — воскликнул Фуше, прибегнув к совершенно непривычному для себя выражению, — подумайте хоть немного о вашей жизни!

— Гражданин Фуше, — рассмеялся Бонапарт, — вы случайно не собираетесь поверить в Бога? Вы бы очень меня удивили!

— Неважно, верю ли я в Бога, — с досадой ответил Фуше, — но вы охотно допустили бы, что я верю в дьявола, не так ли? Хорошо! Во имя дьявола, к которому очень скоро, смею надеяться, мы отправим души заговорщиков, подумайте о вашей безопасности!

— Ба! — произнес первый консул со свойственной ему беспечностью. — Неужели вы думаете, что так легко отнять у меня жизнь? У меня нет твердых привычек, раз и навсегда установленного распорядка, я то и дело отвлекаюсь от одних дел, чтобы заняться другими, я ухожу и прихожу, когда мне вздумается. В еде то же самое: мне все равно, что я ем, я беру то одно, то другое и выбираю любое блюдо, на каком бы конце стола оно ни стояло. И, поверьте мне, это система, которая мне нравится, и именно поэтому я ей следую. А теперь, мой дорогой, раз уж вы так проворны, что всего через две недели после неудавшегося покушения готовы схватить преступников, которым не удалось меня убить, примите меры и охраняйте меня, это — ваше дело.

И поскольку Фуше явно не верил, что за всем этим не кроется какой-то расчет или желание понравиться толпе, Бонапарт продолжил:

— Не думайте, что моя безмятежность основывается на слепом фатализме или на моей вере в ваших агентов. Вообразите себе, что план моего убийства существует. Мы не знаем деталей, что делает наши шансы на успех сомнительными, да и знание деталей не всегда помогает отразить удар. В общем, все это слишком неопределенно для моего положительного ума и решительного характера. Только при виде реальных препятствий и реальной опасности мой ум начинает действовать и мобилизует все мои душевные силы. А что прикажете предпринимать против безумного замысла какого-нибудь одиночки, против удара ножом в кулуарах Оперы, или ружейного выстрела из окна, или адской машины на перекрестке? Всего и всегда бояться? Напрасная трусость! Всего и везде остерегаться? Невозможно! Несмотря на это, я не могу совсем не думать об опасности, которая мне постоянно угрожает. Я знаю, что она есть, но я стараюсь забывать о ней, а забывая, я освобождаю себя от необходимости думать о ней постоянно. И я, — добавил он, — умею управлять своими мыслями. Или, по меньшей мере, останавливать их тогда, когда они начинают управлять моими чувствами и действиями. На то, что, по моему разумению, выходит за рамки моих возможностей или обыкновений, я просто перестаю обращать внимание. И я прошу только об одном — нё отнимайте у меня моего покоя, ибо в нем — моя сила.

Но Фуше продолжал настаивать, прося первого консула соблюдать хотя бы некоторые предосторожности.

— Все, идите, — сказал ему Бонапарт, — хватайте ваших преступников, раз уж вы их почти поймали. Судите их, и пусть их повесят, расстреляют, гильотинируют. Но не за то, что они хотели меня убить, а за то, что они были настолько неловкими, что, метя в меня, промахнулись и убили двенадцать граждан и ранили шестьдесят.

Фуше понял, что ему остается только уйти. Вернувшись в свой особняк, он застал там Лиможца, давно его дожидавшегося.

Этот агент, способности которого не вызывали сомнений у Фуше, заметил, что сразу же после взрыва адской машины исчезли три человека, за которыми полиция вела наблюдение как за шуанами, прибывшими в Париж, чтобы убить первого консула. И совершенно справедливо предположил, что, так как их нигде не видно, они-то и являются настоящими злоумышленниками. Иначе бы, боясь, что на них падет подозрение, они не замедлили бы показаться. Он знал имена этих троих, то были Лимоелан, старый вандеец Сен-Режан и Карбон.

Он не нашел никаких следов Лимоелана и Сен-Режана, зато разыскал в предместье Сен-Марсель сестру Карбона, жившую там с двумя дочерьми. Он снял комнату на той же лестничной клетке, с шумом вселился в нее и два-три дня никуда не выходил. На третий день или, скорее, ночь он начал громко стонать и плакать так, чтобы услышали соседки, потом дотащился до их двери, позвонил и сполз по стенке на пол.

Одна из девочек открыла: он лежал без сил, и каждое слово давалось ему с трудом.

— Мама! — закричала девочка. — Здесь наш бедный сосед, который так плакал сегодня.

Прибежала мать, взяла его под руки, завела к себе, усадила и стала выспрашивать, чем они при всей их бедности могут ему помочь.