Флердоранж — аромат траура

Из врожденной гордости он ничего не просил, но из сострадания его надо было все-таки накормить ужином. И Катя погнала сама себя хворостиной на кухню, захлопотала у старенькой брусникинской плиты на газовых баллонах.

Вера Тихоновна, наглотавшись валидола, рано ушла к себе и легла спать, слегка подбодренная присутствием в своем доме настоящего милиционера (Катю она все-таки в такой роли не воспринимала). И они остались на террасе вдвоем.

Никита умом понимал, что сейчас после третьего трупа в этом чертовом запутанном деле ему, как профессионалу и руководителю всей операции, следует и говорить с ней только о деле. НО говорить хотелось совсем о другом. И в голову лезло совсем иное.

— Я с ног валюсь, — пожаловалась Катя. — Знала бы, во, что ты меня втравишь, ни за что бы не поехала.

— Выпить хочешь? — спросил он.

— Даже не знаю. Никаких желаний нет. И дяденьки кровавые в глазах…

Он сходил к своей машине, стоявшей рядом с Катиной за забором. Достал из багажника бутылку водки. Но Катя при виде водки капризно скривила губы. И он выпил один два раза по сто граммов под жареную картошку с тушенкой. Потом Катя наскоро вымыла посуду во дворе. А он сидел на ступеньках крыльца, курил.

К вечеру как-то вдруг распогодилось. Солнце село в воды Славянки, а не в тучи. Над полями взошел месяц, и звезд на черном небе высыпало видимо-невидимо. Никита подумал, когда это он видел вот такие стремные звезды в последний раз? Лет сто назад, двести? В городе звезд просто нет — только реклама и фонари.

— Долго ты будешь сидеть? — недовольно спросила Катя.

— А что? Я мешаю тебе?

— Господи, да сиди хоть всю ночь! А я иду спать.

Но ока не пошла спать. А прислонилась спиной к перилам крыльца. По ее встревоженному усталому лицу Никита видел: если она и снизойдет до разговоров с ним в эту чудесную звездную ночь, так только о деле. О Бодуне Чибисове, Хвощеве…

— Что предпримешь завтра? — спросила Катя.

— Ну, утром в отдел поеду, еще раз вместе со следователем допрошу Островскую.

—А потом что?

— Потом буду думать. Вместе с тобой.

— Я хочу поговорите с Полиной, — Катя барабанила пальцами по перилам. — Но чувствую, что… Интересно, уехала ли Кустанаева?

— Трубников от моего имени сказал ей, что пока до выяснения всех обстоятельств уехать из Славянолужья она не может.

— Так она вас и послушала, когда ее при всех, а главное — при Павловском, выгнали пинком под зад.

— Не ожидала такого от девчонки? — спросил Никита, помолчав.

— Нет, не ожидала. Она такой тихой казалась, напуганной, зажатой, беззащитной. Но это без Павловского. В его присутствии она сама не своя, словно с горы летит… Какая-то странная у нее любовь к нему, больше похожая на одержимость. От такой любви лучше подальше держаться, — Катя вздохнула. Она сказала это просто так, чисто машинально. Не думала даже, что еще придется это вспомнить. — И, уж конечно, сейчас она для нас плохой собеседник, потому что не захочет и слышать ни наших вопросов, ни предостережений, ни советов. А перед нами факт, что Чибисова убили сразу после того, как она открыла ему глаза на похождения его любовницы… Как все переплетается в этом деле. Я все время теряю нить происходящего. Еще один факт — Полина теперь и вдова, и сирота, и наследница всего. И все за какие-то десять дней. Знаешь, и тут тоже есть кое-что странное…

— Что?

— Ну то, как располагаются эти убийства по времени. Бодуна убили в прошлом году в июне. Артема через год — тоже летом, в июле, в ночь его свадьбы. Чибисова в ночь после девяти дней. А для него это были ужасные девять дней. Я его видела тогда, дома, когда Полина пыталась покончить с собой. Он многое пережил. И вот; когда все немного улеглось, успокоилось, прикончили и его. Складывается впечатление, что убийца словно специально не торопится, словно растягивает этот процесс… Как будто дает время, чтобы его жертвы почувствовали это все — страх, боль утраты, отчаяние…

— Кому он дает время-то? Ты опять что-то фантазируешь, — сказал Никита. — Убийца действительно осторожен и нетороплив. Он ловит удобный момент, чтобы убить без свидетелей, когда его жертва не ждет нападения.

Катя умолкла. Потом сказала устало:

— Спокойной ночи, Никита.

Он остался на крыльце. Курил. Слышал все — как она плескалась в душе, разбирала кровать, ложилась, гасила ночник. Они были одни в старом деревенском доме на краю света под звездным небом. Старуха-хозяйка была, конечно не счет.