Флердоранж — аромат траура

— Умыться? Пожалуйста, — засуетилась Брусникина. — Вот раковина-то где у меня, проходите, а тут кухня… Может, печь затопить, котел нагреть?

— У вас тут АГВ? — робко поинтересовалась Катя.

— И АГВ, и котел в печь вмазан. А тут у меня вот поддон, душ… А как же? Муж покойный обустраивал. Он у меня бани-то не любитель был, потому как гипертонией страдал. Потом сын мой старший тоже все тут делал, воду проводил… А как же? Круглый год ведь мы с мужем тут жили, теперь я живу… Ну, согреть котел?

— Спасибо, не беспокойтесь. Я и холодной ополоснусь. Освежусь, — сказала Катя. Она с удовольствием приняла бы и горячий душ с дороги, но возиться с котлом, печью и дровами в этот жаркий летний вечер, ждать, пока согреется вода, было лень.

Она вспомнила, как драгоценный пугал ее удобствами в огороде. Что ж, хоть в этом он попал пальцем в небо. Кое-какие блага цивилизации все же были знакомы типичным представителям вымирающего сословия истинной сельской интеллигенции.

Умывшись и переодевшись, Катя перетряхнула в своей комнатке матрас, одеяло, взбила подушку (мягкая — пух и перо), достала из дорожной сумки постельное белье, халатик, тапочки, зубную щетку, ночной крем, тоник для лица и…

Ее ждало неожиданное открытие — на дне сумки под джинсовой курткой лежало несколько предметов, Которые сама она в сумку не укладывала. Снабдить ее этими вещами мот лишь один человек — «драгоценный В. А.».

Катя молча доставала и разглядывала электрический фонарь, запасную батарею к нему, зарядное устройство для телефона, резиновые перчатки, полевой бинокль, шерстяные носки, моток крепкой веревки и портативную аптечку, где имелось все, от бактерицидного пластыря до противовоспалительных антибиотиков. Катя вздохнула: да уж, снаряженьице.. Не хватает, кажется, только шпионского радиопередатчика в консервной банке.

Брусникина в кухне гремела посудой. Радиоприемник на холодильнике, аккомпанируя ей, передавал вечерний музыкальный час на радио Маяк. Ходики на стене показывали восемь. Сад за окнами тонул в сумерках. Ясное вечернее небо чертили ласточки.

Катя спрятала багаж драгоценного на дно сумки. Веревка… Ну на что она ей? Достала свитер. Подумала секунду и вынула полевой бинокль. Все-таки это вещь полезная, Вадька прав.

— Катя, вы куда? Давайте чай пить? — окликнула ее Вера Тихоновна.

— Я пройдусь немного перед сном, — сказала Катя и спустилась в темнеющий сад.

Бинокль она спрятала под свитером.

— Допоздна, смотрите не гуляйте! — крикнула ей вслед Брусникина. — Может, пса моего где увидите — пегий такой недомерок, хвост колечком. С ошейником.

— Хорошо, не беспокойтесь. Увижу — как-нибудь подманю, приведу, — обещала Катя.

Но сгинувшего Тузика она так и не встретила. Зато увидела нечто другое.

Выйдя за калитку, Катя медленно побрела к реке. Вечер был тихий, славный. На западе догорали последние отблески заката. Деревья, кусты отбрасывали длинные тени, сливавшиеся с наступающими с востока сумерками. Опасения Трубникова оказались напрасными — на небе не видно было ни одной тучи — предвестницы ненастья.

По крутой осыпающейся сухой глиной тропинке среди кустов черемухи и дикой вишни Катя осторожно спустилась к реке. С высокого берега Славянка казалась глубже, шире, внушительнее, чем вблизи. Она катила темно-зеленые ленивые и теплые воды среди лугов и полей и где-то далеко-далеко за Лягушиным лесом и знаменитым Синь-озером впадала в Оку.

Катя села на песок, закатала джинсы до колена, скинула кроссовки и с наслаждением вошла в воду — как приятно побродить так, вспоминая детство! Над рекой курился пар. В прибрежных кустах сонно перекликались птицы. Точно из ниоткуда на небе возник вдруг мутно-серебристый серп молодой луны, Его восход встретил такой дружный комарино-лягушачий хор, что Катя не выдержала — замахала руками, отгоняя мелких кровопийц, затопала, забултыхала в воде ногами, пугая голосистых жаб и лягушек.

Вода у самого берега была такой прозрачной и теплой, что Катю неудержимо потянуло купаться. Но карабкаться по откосу, возвращаясь за полотенцем и купальником, было так неохота…

Катя оглянулась — все равно вокруг никого. Вечерние тени все темнее и гуще, даль наливается мглой.

Она вышла на берег, в мгновение ока разделась, сложив всю свою одежду на песок, с разбега бултыхнулась в воду и поплыла. Потом перестала грести, шуметь, перевернулась на спину, вытянулась, подставляя мокрое лицо прохладе, тщетно ища глазами на тускнеющем небе бледный ковшик Большой Медведицы.