Флердоранж — аромат траура

— Ты видела, кто это был?

— Он вышел изо ржи. Было темно — я видела только фигуру в черном. Не знаю, что это было — дождевик или саван…

Он приблизился к месту, где лежал Артем, наклонился и… Я ничего не видела, слышала только звуки — чавканье грязи да стук: так стучат, когда мясо рубят на деревянной колоде… Я поползла прочь… Кричать я боялась. Старалась спрятаться во ржи, чтобы меня не нашли. Лил дождь, было холодно. Потом не помню ничего — наверное, я опять потеряла сознание.

— Нападавший к тебе не приближался?

—Я спряталась во ржи, — повторила Полина.

— Что на тебе было надето?

— Зачем это вам? — Полина резко вскинула голову. В глазах ее ясно читалось: как можно, после того как я рассказала такое, спрашивать о такой ерунде? — На мне было мое платье…

— Расстегнутое? — спросила Катя.

— Да, Артем расстегнул, когда мы… Я ползла и держала его вот так, чтобы оно совсем не сползло. — Полина стиснула на груди легкую ткань платья в кулаке.

— Вот видишь, сколько всего важного ты помнишь, — сказала Кати. — Все это нужно нам, все эти подробности… А туфли? Они были на тебе, когда ты ползла от машины?

— Одну я где-то потеряла, в грязи. Другая была на мне.

— А трусы? Их на тебе не было? Знаешь, где мы их нашли? На боковом зеркале вашей машины. Кто-то повесил их туда как флаг — не Артем?

Полина вздрогнула. Катя снова стала свидетельницей резкой перемены в ее облике — лоб, щеки, шею девушки залила краска стыда.

— Значит, это сделал не Артем? — повторила Катя. Полина покачала головой — нет.

— И ты не видела, кто это сделал?

— Нет.

— Тебя должен посмотреть врач-гинеколог, — помолчав, сказала Катя. — Этого нам не избежать — тебя необходимо освидетельствовать.

— Я все рассказала, больше я ничего не знаю. — Полина смотрела в одну точку. — Даже не думала, что смогу это вспомнить, не хотела вспоминать. Гнала это от себя— этот ужас… А что вы на меня так смотрите?

— Полина, у меня к тебе последний вопрос — зачем ты снова сегодня пришла сюда?. — спросила Катя тихо. — Неужели, чтобы снова взглянуть на это место?

Девушка низко пустила голову. Лицо ее снова стало отрешенным.

— Я бы не посмела, — продолжала Катя. — Ни за что не решилась бы, тем более одна… Тут у вас какие-то истории жуткие про это место ходят…

Полина никак не отреагировала.

— Правда, вид отсюда классный, — не отступала Катя. — с этого кургана… На реку, поле, лес, дорогу… А вон там вдали — что за строения?

— Это новая ферма.

— Чья? Твоего отца?

— Нет, Александра Андреевича.

— Какого Александра Андреевича?

— Павловского, — еле слышно произнесла Полина и вдруг стремительно вскочила на ноги, точно ее подбросило пружиной.

Поднялась с травы и Катя. Внизу по дороге в густом облаке пыли ехала машина. Катя узнала уже виденный однажды потрепанный бордовый внедорожник. Полина неотрывно следила за ним взглядом.

Машина поравнялась с холмом. И вдруг резко затормозила. Из кабины выпрыгнул мужчина в кожанке. Полина прижала к груди стиснутые кулаки, точно пытаясь удержать саму себя и свое сердце здесь, на вершине холма…

Мужчина встревоженно крикнул им: Эй! — махнул рукой, то ли приветствуя, то ли приказывая, оставаться на месте, и начал быстро взбираться по склону. Это был именно тот, о ком они только что говорили, — Александр Павловский…

Глава 12

ЧЕРНЫЙ ПЛАЩ

Лицо девушки — открытая книга. Читать по ней с легкостью может даже самый поверхностный наблюдатель. А Катя считала себя наблюдателем опытным и зорким…

Павловский подошел. Теперь Полина старалась не смотреть на него, но это давалось ей с трудом. Явление те же и Павловский и для самой Кати стало неожиданностью и испытанием. Она сразу же сделала для себя открытие: Александр Павловский вблизи, вживую совершенно иной, чем на телеэкране. Катя помнила его таким, каким он был в середине 90-х, когда редкий вечер обходился без его телерепортажей из горячих точек. Павловский был и военным корреспондентом, и продюсером, и режиссером документальных фильмов на криминальные темы, и политическим обозревателем. Репортажи его эпатировали, раздражали, порой ужасали натурализмом деталей, отталкивая и одновременно неудержимо привлекая зрителей к экрану. Так как Павловский умел снимать войну, политиков, трупы погибших, кладбища, мясокомбинаты, бойни, модные тусовки, байкеров, бродяг, конкурсы красавиц, венерические диспансеры, колонии строгого режима, отделения милиции и особняки олигархов — так все это ни до него, ни после не умел снимать никто. На пике его славы о нем писали все газеты, дружно ругая, называя то некрофилом, то экстремистом, то трубадуром трущоб. Однако никто из злопыхателей не в силах был обвинить его в отсутствии таланта и в трусости. В те времена Павловскому завидовали очень многие. И на какой-то момент он был абсолютным лидером, некоронованным королем журналистского племени, живущего событиями одного дня.