Неправое дело

– По понедельникам тоже, если хочешь знать. В остальное время – покаяние и благочестие, в воскресенье укрепление духа, а с понедельника все по новой без всякой исповеди. Успокоился? Так иди и героически арестуй его. А я на тебя уже насмотрелся, пойду спать.

В конечном счете Бланше мог торжествовать. Он вволю посмеялся и поиздевался над Кельвелером. Теперь он встал и с самодовольным видом вышел из-за стола.

– Минутку, – остановил его Кельвелер. – Я не закончил.

– Зато я закончил. Я назвал тебе имя Жана потому, что Гаэля столкнули, а не потому, что ты мне нравишься. Я ничего не знаю об этих убийствах, и если ты не уйдешь, я вызову полицию.

– Минутку, – повторил Луи. – Не станешь же ты звать полицию, если я задам тебе еще один вопрос. Просто хочу узнать, откуда ты родом. Вполне невинный вопрос. Дашь на дашь. Я, например, из Шера. А ты, Бланше? Из Па-де-Кале?

– Из Па-де-Кале, да! – закричал Бланше. – Долго еще будешь мне голову морочить?

– А может, скорее, из Вьерзона? Кажется, я тебя там где-то видел. Во Вьерзоне, в общем.

Вот оно, подумал Марк. Что именно, он не знал, но это было оно. Бланше замер на полпути к двери.

– Ну же, Бланше, вспомни… Вьерзон… Не прикидывайся дурачком, знаю, это было давно, но ты вспомни… Вьерзон на Шере. Нет? Не помнишь? Не получается? Может, помочь?

Кельвелер был мертвенно-бледен, однако улыбался. Бланше опять сел в кресло.

– Без глупостей, Бланше. Со мной двое людей, которых я привел не ради компании, их не стоит недооценивать. У того, что справа, быстрый ум и сильные руки, он без булыжника раскроит тебе череп. А тот, что слева, виртуозно владеет ножом, у него папа индеец. Усек?

Луи встал, обошел стол и открыл ящик, в который упирался живот Бланше, быстро порылся в бумагах, вынул пистолет и разрядил его. Потом поднял голову и посмотрел на Матиаса и Марка, которые теперь стояли справа и слева от двери, преграждая путь к отступлению. Матиас был великолепен, Марк выглядел почти угрожающе.

Луи улыбнулся, кивнул и вернулся к Бланше:

– Ты из Вьерзона, мне на тебя поссать, чтобы ты заговорил? Ага… Это слово расшевелило тебе мозги, у тебя веко дрожит, ты вспоминаешь. Такая доблесть не забывается.

Луи встал позади Бланше и взялся за спинку его кресла. Бланше не шевелился, один его глаз подергивался, челюсти были стиснуты.

– Тебя называли Рене-Ссыкун. Не доставай свои документы, мне на них плевать. Твое имя Рене Жийо, особых примет нет, глаза карие, нос мясистый, лицо кретина, но глаз художника приметил щель между передними зубами, ямочку на правой щеке, там, где не растет борода, заостренные мочки, все эти мелочи, которых полно у каждого, достаточно только вспомнить. Рене по прозвищу Ссыкун. Гнусный шеф полицаев Шампона, рядом с Вьерзоном. Там, в лесу, ты держал свой штаб пятьдесят три года назад, тебе было семнадцать, ты отъявленный подонок, и был таким с малолетства. Оттуда на своем велосипеде ты ездил в комендатуру, чтобы регулярно изрыгать свои доносы. Именно там в сорок втором году тебя замечает немецкий часовой, безымянный фриц, гансик. Часовых надо опасаться, Рене, они весь день подыхают от скуки, а потому смотрят в оба и слушают. Опасаться особенно тех, что так и норовят сбежать, а когда на голове каска, это не так просто, поверь. Знаю, я тебя достал со своей историей, это было так давно, я сам еще не родился и не застал то время, все уже быльем поросло. Но это для твоей же пользы. Потому что я знаю, старые воспоминания не дают тебе спать, ты до сих пор не поймешь, каким образом некоторым из тех, на кого ты доносил, удавалось вовремя скрыться. Ты подозревал двух своих товарищей, и сейчас я отягощу твою совесть, ты сдал их зазря.

Луи взял его за голову и повернул к себе:

– А немецкий солдат, Рене? Ты никогда не думал об этом? Раз в неделю, конфискуя птицу на рынке, он пользовался случаем, чтобы передать сведения, подслушанные в комендатуре. Он не говорил по-французски, но заучил слова: «Завтра на рассвете. Нужно уходить раньше». Теперь понимаешь? А-а… теперь ты вспоминаешь его лицо, того солдата, мимо которого ты проходил несколько месяцев подряд… Все как в тумане? Так посмотри на меня, Рене, сразу вспомнишь, говорят, я вылитый он. Ну вот, ты вспомнил, а поднатужишься – и имя его вспомнишь: Ульрих Кельвелер. Он будет рад узнать, что я тебя отыскал, да-да, будь уверен.

Луи оттолкнул кресло и выпустил подбородок Бланше, который сжимал рукой. Марк не сводил с него глаз, дрожа от напряжения, – что делать, если Луи бросится душить старика? Но Луи обошел стол и присел на него.