11  

Амарго затянулся, хитро прищурился и сообщил:

– Кантора, – и довольно улыбнулся при виде резко вытянувшегося лица собеседника. – Больше некого. Ты же сам просил стрелка. Чем тебя Кантор не устраивает?

– У тебя что, для него другой работы нет? Такого специалиста в охрану – это все равно что колоть орехи магическим кристаллом.

– Нет, – качнул головой Амарго. – Дело в том, что Кантор… Я хочу перевести его на другую работу. В полевой отряд жалко, это действительно будет, как ты сказал, орехи кристаллом, пусть побудет пока в охране. Тем более языки он знает.

– Переводишь? А почему? Он в чем-то провинился или… сорвался?

– Можно сказать, почти сорвался.

– Почти – это как?

– Если человек перестал владеть собой в обычной обстановке, то рано или поздно он сорвется и на работе. Кантор неглупый парень и сам это чувствует. Поэтому сам пришел ко мне, рассказал все как есть и попросил перевести в полевой отряд. Убийца, у которого не в порядке нервы, – это смертник.

– А когда у него были в порядке нервы? И в чем это выражается? Он хоть на наркотики-то не присел?

– Не замечал. А проблемы у него начались после той охоты на ведьму. Что-то там произошло такое, о чем они с Саэтой умолчали. Хотел бы я знать, что именно, но Кантор же не скажет, а у Саэты теперь не спросишь…

– А с ней-то что случилось? Как-то видел Гаэтано, почувствовал, что он прямо сам не свой, будто горе какое, но спросить не решился. Ты же знаешь Гаэтано, он и так меня недолюбливает, а я еще начну в душу лезть…

– То же, что со всеми рано или поздно происходит. То ли где-то ошиблась, то ли разведка подвела, но Саэта наткнулась на охрану. Первым же выстрелом наповал. Ты бы видел, что случилось с Кантором, когда он узнал! Ребята перепугались до такой степени, что не рискнули сами к нему подходить, меня позвали.

– Что с ним творилось? – осторожно поинтересовался предводитель. – И почему я об этом ничего не знаю?

– Ты… – Лицо товарища Амарго приобрело выражение беспредельной досады с некоторым оттенком брезгливости. – Как раз в это время в этой самой каморке, наевшись фанги в количестве, достаточном, чтобы нормальному человеку отравиться, ловил фиолетовых гоблинов с помощью огненных дорожек.

– Зато я все-таки научился делать огненные дорожки! – отмахнулся Пассионарио.

– Путем передозировки наркотиков, – ядовито уточнил наставник и добавил: – В деревянном помещении самое место и время баловаться с огнем! Помню, как потом вся твоя охрана носилась с ведрами…

– Амарго, ну не начинай все сначала! – жалобно скривился предводитель. – Мы про Кантора говорили. Что делал я, уже выяснили, а он чего такого натворил?

– Ты когда-нибудь видел, чтобы Кантор плакал?

Огромные темные глаза товарища Пассионарио загорелись нездоровым интересом, граничащим с восторгом.

– В самом деле? Каменное сердце нашего дорогого Кантора дрогнуло, и из этого комка холодной злости удалось выдавить слезу?

– Ты еще балладу напиши! – в сердцах плюнул Амарго. – Романтик ты наш поэтичный! Сердце, видите ли, дрогнуло! Дрогнула вся хижина, и не один раз. Хорошо, что вовсе не рухнула, потому как Кантор приложил к этому все усилия! Слезу выдавить! Да он устроил форменную истерику с битьем головой о стену и криками, что это он во всем виноват!

– Он был трезв? – уточнил вождь.

– Абсолютно. Да будь он даже пьян в стельку, никогда раньше так себя не вел. В чем Кантор виноват, он так и не смог объяснить толком. Я всерьез боялся, что он опять рехнется, но вроде обошлось. Пришлось, правда, успокоительного вкатить, а то ни слушать, ни говорить толком не мог. Проспался, пришел в себя, вроде все снова наладилось, но после этого Кантор стал как-то странно себя вести…

– Странно? По-твоему, до сих пор он вел себя нормально? Он же все эти годы…

– Что ты в этом понимаешь?! – не выдержал Амарго.

– Как раз я в этом понимаю получше твоего! – сохраняя спокойствие, продолжил товарищ Пассионарио. – Ты бы в него хоть раз заглянул, как я, и тогда бы вот такая обычная истерика тоже показалась бы переменой к лучшему!

– Не умею заглядывать, – устало вздохнул Амарго. – Будем считать, что я тебе поверил, хотя специалист из тебя, мягко говоря, посредственный. Но и это еще не все. Пару дней после этого Кантор пошатался в тоске и в печали по хижине, а потом явился ко мне сдаваться. «Что-то сломалось, – говорит, – чувствую, а словами сказать не получается. В общем, не подумайте чего дурного, но переведите в полевой отряд, потому как работать по-прежнему больше не смогу». Вот я и думаю, пусть пока в охране побудет, а там посмотрим. Может, придет в себя. А нет – будем искать ему работу.

  11  
×
×