Дергачев рот открыл. И отец был счастлив — он-то думал, что я в честь деда Ваню назвала, в честь Иоганна Линка.
— И что же стряслось? Где сейчас ваш сын?
Марта зачерпнула ладонью песок, развеяла по ветру.
— Ване было всего шесть месяцев. Однажды Дергачев пришел домой, начал играть с ним, к потолку подбрасывать и… Он его уронил. На пол уронил. Не поймал вовремя.
Катя почувствовала, как по спине ее ползет холодок.
— Он что, был пьян?
Марта покачала головой:
— Если бы он был пьян, я бы, наверное, его просто убила. Но он был трезв. И он его уронил. Не удержал в руках.
— Но это же трагическая случайность.
— Не знаю.., он просто не мог.., своего собственного сына.., и не смог — уронил на пол, убил такую крошку, — Марта говорила отрывисто и глухо. — Был бы пьяный — это была бы случайность. А так, он был такой, какой он есть, понимаете, всегда, вообще. И он ничего не смог. Сына своего не смог спасти. Я никогда ему этого не прощу. Даже если очень захочу — уже не смогу. Я его возненавидела за это.
— А он?
— Он, по-моему, даже не понимает этого. Знаете, что он мне сказал после похорон? Давай начнем все сначала. У нас еще будут дети, какие наши годы?
Катя смотрела на Марту — только что бывшее спокойным и безрадостным, ее лицо теперь кривилось от презрения и горечи.
— Он, как и вы, сильно переживал, — сказала Катя. — Но у мужчин горе проявляется иногда не столько внешне и не столько в словах. Они меняются на глазах. Дергачев предлагал вам все начать сначала. Он и сюда, в Морское, последовал за вами поэтому? Выходит, он на что-то еще надеется. Надеялся… Марта, а что произошло между вами в тот день, ну когда… — Катя посмотрела на темный шпиль без креста.
— Это был день смерти сына, — ответила Марта. — С тех пор прошло два года. Я хотела все изменить.
Катя, я все помню, мне по ночам это снится, но я хочу это забыть! Мне нужно это забыть, необходимо. А он…
Дергачев вечером накануне меня подкараулил… Он пьян был и начал как обычно: жить без тебя не могу, давай начнем все сначала, я прошу тебя стать моей женой, детей мне родить… Детей… А я ответила, чтобы он убирался, чтобы глаза мои его больше не видели, чтобы навсегда оставил меня в покое.
— Навсегда? Вы так ему и сказали?
— Да. И сто раз повторю.
— А Григорий Петрович знает обо всем этом?
— Да. Знает. Я ему рассказала. Когда мы решили, что будем вместе, я сказала ему. Не хотела, чтобы сказали другие. Не хотела никаких тайн, потому что это с ним я хотела начать все сначала. — Марта посмотрела Кате в глаза и вдруг спросила:
— А почему вы начали спрашивать меня о сыне и о Дергачеве именно сейчас, после этого убийства?
— Потому что только сегодня утром узнала, что у вас и Дергачева был ребенок, — ответила Катя. — И мне показалось необходимым поговорить с вами.
— Но почему?
— Потому что… Марта, а ведь мне действительно не дает покоя эта легенда про Водяного. Эта метаморфоза, когда он из героя превращается в чудовище. Момент этой метаморфозы. Вам самой не кажется, что…
Марта поднялась, отряхнула от песка кофту.
— Мне кажется, вам лучше уехать отсюда, — произнесла она глухо, странно изменившимся, чужим, холодным голосом. — Все равно ваш отпуск безнадежно испорчен. Если хотите, я поговорю с Юлей. Она вернет вам остаток денег за номер и пансион. Уезжайте.
Все равно вы не в состоянии помочь нам. Зачем вам страдать здесь вместе с нами? Уезжайте.
Глава 28
СПАСАТЕЛЬ
Опорный пункт оказался заперт. Мотоцикла Катюшина не было. На площади бурлил рыбный рынок.
А возле причала терпеливо и зорко подстерегал Катю Мещерский. Расчет его был прост: обнаружив исчезновение Кати, он бросил партию в шахматы и ринулся на ее поиски. И пришел к логически правильному выводу: куда бы в Морском ни направлялась Катя, путь ее непременно бы пролегал мимо рынка и пристани.
И прямо там, в толпе, среди выгруженных на мол ящиков со свежей, остро пахнущей морем рыбой, Катя рассказала Мещерскому последние новости с театра боевых действий. За этот нескончаемо длинный день (часы показывали всего-то без четверти три) эти новости появлялись что-то уж слишком часто.
— Я Катюшина ищу, — закончила свой рассказ Катя. — По крайней мере, последнее слово теперь за ним.
— Дергачев его друг детства, — заметил Мещерский.
— Я знаю.
— Катюшина нет. — Мещерский вздохнул. — Может, это и хорошо. Пока. Ты думаешь, это его последнее слово окажется верным?