Врата ночи

— Жили они вместе. Года два, что ли... Гражданский брак. А потом осточертела она ему, он ее бросил. Что, Юлдуз, девочка моя. — Астраханов поцеловал лошадь в атласные ноздри. — Один мужик бросает, другой подбирает. Ну, чтобы на дороге проезжей сокровище не валялось. Потом умирает...

— На проезжей дороге? А в тот день вечером, часов этак с девяти и до трех утра, где вы сами находились?

— Я? А какой это был день? Ночь? А-а... Дома, где же еще мне быть? Только, конечно, не с девяти. Я домой где-то около одиннадцати вернулся. В гараж заезжал.

— А у вас что, еще один гараж имеется, кроме того, что в доме, в Мамонтовке?

— Не лично мой, нашего общества. Мост Киевский знаете? Вот там боксы снимаем. Там у нас и автосервис свой. Заехал к ребятам. Это, я понимаю, чисто протокольные вопросы пошли?

— Угу, протокольные. В прокуратуру вас вызовут. И там будут спрашивать. Протокольно. А вот теперь не для протокола. Говорите, самостоятельное расследование ваши коллеги вести намерены. А с чего начнете-то? Или начали уже?

Астраханов нагнулся, сорвал травинку, сунул ее в рот.

— Одно могу пока сказать наверняка, — произнес он медленно. — У Абдуллы не было врагов. Только друзья. И поднять на него руку мог лишь... Или это сумасшедший отморозок, или же кто-то, кто не контролировал себя, не владел собой... Мне так кажется. Лично мне кажется так.

— Проводите меня к Скуратову? — Колосов открыл дверь машины и сел за руль.

— Да тут прямо по шоссе — и в наши ворота. Я вас обгоню. Юлдуз побегать надо еще немного. Она резвая у меня девочка. — Астраханов сунул ногу в стремя, сел в седло, тронул лошадь с места. — Я охрану предупрежу: ворота настежь, гость дорогой едет. Милости просим, проходите прямо на веранду клуба.

Никита смотрел, как удаляется всадник на иноходце — через луг к виднеющимся вдалеке, в гуще зелени строениям. Юлдуз, казалось, не касалась копытами земли.

Когда сам он подъехал к воротам, охрана пропустила его сразу же. Он оставил машину невдалеке от ворот и по песчаной дорожке пошел к клубу. Но летняя веранда оказалась пустой: столик, над которым роем вились осы, пластмассовые оранжевые кресла.

Из дверей быстро вышел Астраханов. Колосову показалось — растерянный, встревоженный.

— Знаешь, а он уехал, — сказал он хрипло, — Алехан. Я ему сказал, из милиции к нам, по поводу Абдуллы. Опер. Со мной говорил, теперь вот с тобой хочет. А он... Он, ни слова мне не сказав, сел за руль и отчалил. У меня челюсть отпала — ей-богу. Не протрезвел, что ли, еще, не пойму?

— Скуратов уехал? Когда?

— Да только что! Минут пять назад.

— Но я ни на шоссе, ни в воротах не видел ни одной машины встречной.

— А тут у нас еще одни ворота. — Астраханов кивнул куда-то за конюшню. — Мимо поля для выездки и: сразу на проселок. Там даже ближе, в лугах не надо петлять, сразу на магистраль. Только дорога дрянь. Одни колдобины.

Они смотрели друг на друга. Никита отчетливо слышал грозное гудение ос.

Глава 35

НИ ДУШИ

Катя осталась в гордом одиночестве: пустая квартира была теперь ей уделом — Кравченко плотно завис у Мещерского. После работы она заехала на Яузскую набережную. Приятели встретили ее дружным, сплоченным коллективом. Сплоченным за бутылками пива, которыми был уже щедро уставлен низкий журнальный столик в комнате Сережки, вместо обоев оклеенной географическими картами.

Катя видела: они искренне рады ей, но слушают ее вполуха. А ей столько хотелось им рассказать! То, чему она стала свидетелем вчера в Тетеринском переулке... Ей хотелось поделиться своими соображениями, предположениями, но... Они снисходительно выслушали ее. Мещерский повздыхал. Кравченко лишь пожал плечами.

Катя вспомнила: вот так же равнодушно отреагировал на ее слова сегодня утром и Колосов. Она зашла к нему с вопросом: «Когда ты вызовешь Янину Мелеску на допрос?» А он буркнул: как только, так сразу. А потом ему позвонили из отдела по розыску без вести пропавших, и Кате уже ничего не оставалось, как плотно закрыть за собой дверь его кабинета.

О посещении музея они так и не поговорили. И то, что предмет, изъятый с места убийства, не что иное, как древняя каменная печать, принадлежащая Алагирову, Катя узнала уже от коллег Колосова. Но она видела эту вещь раньше. И у Алагирова, и там, в музее, — их там была целая витрина, этих каменных столбиков, пирамидок с просверленными дырочками. И о том, что это каменные печати, говорили ей и Белкин, и сам Абдулла.