Врата ночи

Во время обысков искали и видеокассету, на которой Мещерскому было продемонстрировано убийство Константина Бородаева. Однако видеокассета бесследно исчезла. Ее так и не нашли. И, кроме Мещерского и Астраханова, ее так никто больше и не видел.

Зато на экспертизу была направлена другая, не менее значимая улика, найденная, как и «браунинг», во время обыска трупа Астраханова. Древняя каменная печать. Почти идентичная той, которая некогда принадлежала Алагирову. Почти, но...

От той она отличалась гораздо более отчетливым, ярким рельефом на основании. Катя помнила, как они с Колосовым разглядывали рисунок. Он тоже был схематичен, но все же они четко различили очертания странного фантастического существа с пятью ногами, орлиными крыльями и человеческой головой. Печать тоже хранила в себе знак ШЕДУ. Но, прежде чем проявить его во всех деталях, экспертам пришлось осторожно отскоблить с каменного основания толстый слой сажи. Камень часто нагревали, раскаляя для того, чтобы...

Однако Катя запретила себе думать об этом. Она и так слишком хорошо представляла, что ОН делал с этой древней вещью. Что вытворял.

Итак, работа по делу шла своим чередом. Но, несмотря на находки и экспертизы, оставались еще вопросы — множество непроясненных вопросов.

Только время дает ответы. Только время позволяет узнать. Или догадаться.

Прошел июль, прошла первая неделя августа. И наступил тот самый тихий субботний вечер, который Катя коротала с Вадькой в лоджии.

— Слушай, а они допрашивали его мать?

Катя оторвалась.от созерцания цветочной смерти. Кравченко сидел, закрыв глаза, подставив лицо заходящему солнцу. Казалось, просто дремал, загорая. Но нет. После разговора по телефону с Мещерским оба они, оказывается, думали об одном и том же.

— Да, допрашивали.

Катя вспомнила, как, однажды зайдя к Колосову, увидела в его кабинете пожилую интеллигентного вида женщину. Прекрасно, дорого, хоть и старомодно одетую для своего возраста. Женщина плакала не переставая. Колосов то и дело подавал ей воды в стакане. Лицо женщины показалось Кате смутно знакомым. Но она никак не могла вспомнить, где она видела ее. Да и видела ли?

— Я чувствовала, я давно чувствовала — что-то с ним не так, — рыдала женщина. — Я столько раз просила его быть со мной откровенным... Но он ничего мне не говорил. Никогда ничего не рассказывал. Его жизнь была закрытой для меня. Он даже не хотел, чтобы я жила с ним, — купил мне отдельную квартиру. Так, в быту он был самым заботливым сыном — приезжал, привозил продукты, дарил цветы на Восьмое марта, но... Но я сердцем чувствовала! Что-то с ним происходит. Мой мальчик, мой бедный мальчик... Я думала: возможно, это все оттого, что он так долго не женится. Сколько раз просила — найди себе хорошую, добрую женщину, женись. Я так мечтала, что у него будет семья, у меня — внуки... Но что мы можем поделать, когда наши сыновья взрослеют?! Становятся мужчинами? Мы ничего уже не можем изменить. Мы только можем любить их... Наших детей...

Астраханова обернулась к Кате: залитое слезами, искаженное горем лицо. Она смотрела на Катю и не видела ее. Она вообще ничего уже не видела, не различала.

— Я знаю только, что наши все это время пытались выяснить, не страдал ли Астраханов каким-либо душевным заболеванием, — продолжила Катя после паузы. — Но здесь на него ничего не нашли. Он и к врачам-то почти не обращался. Вроде всегда был абсолютно здоров. Но мать его показала, что, когда они еще жили в Азербайджане, он призывался в армию через военкомат Ленкорани. Так вот, медкомиссию он там не прошел. Был комиссован по состоянию здоровья. И опять же непонятно: документы сейчас оттуда не запросишь, да и времени сколько прошло. Это больше шестнадцати лет назад было, тогда в армию не особо рвались, Афгана боялись. Возможно, Астраханову просто сделали соответствующее заключение за деньги, чтобы он уклонился от службы. Но возможно и... Впрочем, какая мать признается, что ее сын — сумасшедший?

— Был бы он жив — призналась бы. Чтоб вместо пожизненного в лечебницу его запихнуть. — Кравченко вздохнул. — И все же зря ваши поторопились грохнуть его при задержании. Сколько тайн он, подонок, с собой унес в могилу.

— Его убил Скуратов. По крайней мере, так значится в рапорте Колосова. У них другого выхода не оставалось. — Катя говорила тихо, неохотно. Умом она сознавала: своим метким выстрелом Скуратов, быть может, спас Сережку. Быть может... Но ей все равно больно было думать, что в НЕГО разрядил пистолет именно Скуратов.