Врата ночи

Никита по долгу службы бывал во многих заведениях. Но в таком впервые в жизни... Ой-Йо!!

Была прямо отчаянная минута, когда ему даже пригрезилось: вот сейчас с треском распахнутся двери, и в зал снова завалится молодая злая ватага сокурсников Маслова, и заварится веселая боевая каша. Кому-то снова пересчитают зубы, кому-то — ребра... И все это было бы гораздо лучше, привычнее, чем... Он сидел спиной ко входу. Смотрел в зал. А там танцевали, обнимались парочки. И Бархат кидал томные ленивые взгляды на барную стойку.

— А вот и наш гусь, — сказал он вдруг тихо, улыбаясь Колосову так, словно у него на сердце расцвела весна. — Я ж говорил: он всегда сперва торчит у стойки. И пока не накачается, не клеится ни к кому.

Никита чуть обернулся. Риверса он в лицо не знал. Черт возьми, он пока никого из них не знал в лицо! Кроме Астраханова.

У стойки на высоком табурете, положив костлявые локти на мраморный стол, сидел жилистый крашеный блондин в серых джинсах и красной футболке. Он пил, затем глянул на часы. Никита тоже не поленился — было двадцать семь минут двенадцатого. Отцепил с пояса мобильный, набрал какой-то номер. Долго молча слушал — видимо, на том конце трубку не брали. Убрал телефон в чехол. Заказал еще выпить. Потом повторил.

«Со мной моя нежность, да что с нею делать...» — пел из динамиков «ЧайФ». Риверс, утопив подбородок в кулаке, смотрел в зеркало барной стойки. Казалось, он не видел и не слышал ни музыки, ни жужжания посетителей «Дома Скорпиона». «Со мной рядом зависть, а с ней — моя злоба. Желанье быть первым и чтоб высшей пробы». Колосов слушап «ЧайФ». «А Ландышев прав, — подумал он. — Песенки эти создают вокруг всего этого бардака совершенно особую атмосферу».

Мимо стойки к столику развинченной походкой продефилировал худенький паренек с длинными черными волосами а-ля Горец. В нижней, еще по-детски пухлой губе его красовалось серебряное колечко. Колосову показалось: то ли случайно, то ли намеренно он задел Риверса плечом. Тот очнулся от своих дум. Заказал бармену еще — бокал пива. Бокал стоял на столе, Риверс до него не дотрагивался, покосился в сторону паренька с кольцом. Никита наблюдал за ними. Ему казалось, он присутствует при каком-то давно отрепетированном ритуале.

«Вот так же, возможно, было у него и с Масловым, — думал он. — Увидел его здесь, но напрямую снимать не стал. Побоялся. Можно засветиться — здесь столько глаз и ушей. Подловил момент, когда парень отчалил домой. Догнал его на машине... Правда, здесь что-то не совсем стыкуется. Маслов был уже довольно далеко от Черноморского бульвара. Ну, может, в таком случае он уехал отсюда с кем-то из здешних? — Колосов оглядывал зал. — Уехал с кем-то на машине. А там у них что-то не сладилось. Бархат же говорит — может, в цене не сошлись? Ну, его и выкинули ночью посреди дороги. А Риверс его потом подобрал. Если, конечно, следил за ним от самого клуба. И если, конечно, Риверс — это ОН, ТОТ САМЫЙ. Если это не Астраханов и не кто-то другой, который пока мудро держится в тени».

А парень с колечком уже сидел рядом с Риверсом на высоком табурете, потягивал дармовое пивко. Риверс трепал его по затылку, перебирал жесткие густые вороные пряди. Жесты его были небрежны. Так ласкают породистых собак. Или щенков.

— Жаль, не удалось установить, точно был ли Маслов здесь в ту ночь или нет, с кем его видели, — шепнул Колосов Бархату. Тот только плечами передернул: делаю и так все возможное. А насчет невозможного не хочу даже вводить тебя в заблуждение.

Время перевалило за полночь. Музыка из динамиков заиграла громче — «Дана интернешнл». Все больше парочек потянулось танцевать. Когда запели блюзы, на танцполе яблоку уже негде было упасть. Никита чувствовал: в этой раскованной, раскрепощенной атмосфере на них с Бархатом обращают внимание. Лица завсегдатаев здесь уже примелькались, а они были новичками. И видимо... не такой уж и плохой парой. — Внимание. Уходит, — шепнул Бархат. Колосов увидел: Риверс и паренек с кольцом начали прокладывать себе дорогу среди танцующих к выходу.

— За ними, айда, — Бархат протянул Колосову руку. Они встали и... Сквозь танцующих можно было пробиться незаметно и тихо, не разыгрывая гонку преследования, только в медленном ритме танца — ламбады, танго, фокстрота, полонеза — Ой-Йо!!

Бархат легко и профессионально вел и улыбался подобно сфинксу, как и должен улыбаться высококвалифицированный, высокопрофессиональный агент, находящийся при исполнении...