Интим не предлагать

— Виктор Кузьмич, — позвали его из открытого по случаю жары окна. — Вам звонят. Трубку возьмете?

Виктор Кузьмич вернулся в свой офис, а я двором прошла к ломбарду.

Ну и что теперь? Нашла я «Опель», но ни на шаг не продвинулась. А может, вовсе не его я видела возле «малосемейки»? По виду точно он… С номером путаница, и до конца не ясно: угоняли вчера машину со стоянки или хозяин в самом деле страдал беспамятством? И что я должна сказать Родионову? А ничего. Он скорее всего решит, что я нарочно все запутываю, стараясь ввести следствие в заблуждение, и окончательно уверится в том, что я убийца. С этими невеселыми мыслями я вернулась домой. Ни Сеньки, ни Кузи во дворе не было, и это здорово меня разозлило. Где их носит, в самом деле? Прождав понапрасну часа два, я вышла во двор и у подъезда столкнулась с Андрюхой Коломейцевым.

— Ты Сеньку не видел? — спросила я.

— Когда?

— Сегодня.

— Видел, днем. Они всей ватагой купаться пошли.

— Вот черт…

— А чего такого? Жарко. И он уже не маленький.

— Как же не маленький? Я за него отвечаю и вообще… Ладно, пошли чай пить, или тебе нельзя? — насторожилась я.

— Чай пить? — испугался Андрюха. — Почему это? Чай не водка, можно и при исполнении.

— Но ты же участковый, а меня в убийстве подозревают.

— Кто? — не поверил он.

— Родионов.

— Ничего он не подозревает, глупость какая. С какой стати ему подозревать? Да в нашем районе все равно никто не поверит…

В этот момент возле подъезда остановилась машина, и из нее вышел Родионов. Машина была такой древней, что казалось, вот-вот развалится, зато Родионов выглядел молодцом. Светлые брюки, зеленая футболка, а сам явно только что из парикмахерской, да и улыбался так зазывно, что я до смерти испугалась: не иначе как приехал арестовывать.

— Добрый вечер, Дарья Сергеевна, — пропел он, протягивая мне руку. Я ее пожала, понемногу возвращаясь к жизни — убийцам руки не подают.

— Добрый вечер, — пискнула я и покосилась на Андрюху: мол, смотри, что делается.

— Можно с вами поговорить? — продолжая улыбаться, спросил Александр Сергеевич.

— Мы с Андрюхой чай пить собирались, то есть с Андреем Петровичем, — поправилась я, чувствуя, как наливаюсь краской.

— А меня не угостите?

— Что ж, пойдемте, — пожала я плечами, а Коломейцев, с момента обмена рукопожатием с Родионовым стоявший по стойке «смирно», зачем-то снял фуражку, повертел ее в руках и сказал:

— Что ж, Дарья Сергеевна, вы с товарищем побеседуйте, а я уж в другой раз. Всего вам доброго. — И зашагал через двор. Я смотрела ему вслед, пока Родионов не начал кашлять.

— Идемте, — кивнула я.

Мы пришли на кухню, и тут открылись два неприятных факта: во-первых, пить чай было не с чем, за время моего отсутствия трио купальщиков уничтожило все конфеты, во-вторых, и в главных, не было самого чая. Я совершенно не знала, что делать, а Александр Сергеевич спешно обулся и, к моему великому удивлению, исчез. Удивление только возросло, когда Родионов вернулся: в руках у него была коробка с тортом и пакет, из которого он извлек пачку чая, зефир и конфеты в довольно внушительного вида кульке. Да, большие хитрецы работают в нашем уголовном розыске.

— Это все мне? — на всякий случай поинтересовалась я, чтобы не съесть лишнего и не поставить человека в неловкое положение.

— Конечно, — изумился он, и мы сели пить чай.

То, что Родионов большой хитрец, сделалось мне доподлинно ясно, потому что об убийстве он не заговаривал, болтал о всякой чепухе, и ладно бы меня выспрашивал, это было бы как раз понятно — материал собирает, но болтал он в основном о себе: где родился, где учился, упомянул маму в Туле и дважды сообщил, что не женат. Оставив три маленьких кусочка купальщикам, мы подъели торт, я убрала со стола и пристально посмотрела в глаза Родионову. Дураку ясно, сейчас он сообщит что-то важное и, судя по прелюдии, мало мне не покажется. Может, еще один труп нашли в том же шифоньере? В общем, тюрьмы мне не миновать, дело ясное, не стал бы он на торт тратиться. Я пригорюнилась, увлекшись этими мыслями, а Родионов спросил:

— Вы по вечерам чем обычно занимаетесь?

Вопрос насторожил, я стала лихорадочно соображать, что ответить, а пытаясь выиграть время, уточнила:

— Зимой или летом?

— Летом, — пожал он плечами, посмотрев в окно.

— Когда как, — не придумав ничего умнее, ответила я. — По вечерам я бегаю трусцой, но это часов в десять, а вообще-то читаю, иногда к друзьям хожу, иногда они ко мне. А что?