Black & Red

Удар, удар, еще удар…

Тысяча ударов…

– Остановитесь, хватит! – Катя не узнала своего голоса.

Гай обернулся на ее крик. Тот, другой, остался лежать на бетонном полу.

Оружие на подоконнике, приготовленное для стрельбы по движущейся мишени…

– Господи, – всхлипывала Оксана, – что же это… зачем… Гай…

Катя увидела на полу какой-то предмет. Это был отброшенный в схватке пистолет. Она наклонилась за ним, собираясь поднять. И в этот миг Гай одним прыжком оказался рядом, тяжело наступил ей на руку, так что едва не хрустнули пальцы.

Смех… Его лицо кривилось, дергалось, словно эти красивые черты были всего лишь маской, и вот теперь эта маска сползала клоками…

Ударом ноги он отбросил Катю к стене, подальше от оружия. Он смеялся все громче, всхлипывая и завывая, и от этого безумного обезьяньего смеха становилось жутко.

Глава 40

Никто не поможет

– Обойдемся без пальбы, – фраза рвалась сквозь смех. – Другим… способом. – Гай наклонился к лежащему на полу, схватил за волосы.

Его противник застонал, попытался перевернуться, уперся локтем в бетонный пол, приподнимаясь. Гай ударил его ногой в живот.

– Это что, все его? – обратился он к Жуковской, кивая на арсенал на подоконнике.

– Да… он…

– Что? Громче, не слышу тебя.

– Он хотел убить брата мужа.

Гай зашелся смехом, а потом снова ударил лежащего. Как ребенок, который пинает мяч.

– Неужели? Как интересно… А мы, значит, ему помешали. – Он повернулся к Кате, задыхавшейся от боли – удар был очень сильным. – И теперь разве все мы не заслужили маленькой награды? Слышишь, ты, – он наклонился, – ты вне закона. С таким, как ты, можно сделать все что угодно. Все! Вполне безнаказанно. Например, узнать, какого цвета твоя кровь. – Он горстью сгреб сгустки, взмахнул рукой – картинный жест.

Лицо Кати обрызгали капли.

– Я давно искал такого, как ты. Я всегда хотел ЭТО сделать, знал, что когда-нибудь сделаю. И боялся и хотел, и хотел и боялся, мечтал, видел во сне, глотал пилюли, нес какую-то хрень на этих наших совместных сеансах, помнишь? – Смех оборвался. – Я хотел. А вот жена моя смогла… Надо же, я никогда так – ВОТ ТАК о ней не думал. Мне казалось, в нашей семье я один такой. Однажды была возможность… Алкаш, путевой обходчик… Как же он струсил! Он все тогда понял. Мы могли с ним так славно позабавиться там, в его хибаре, под гул поездов… Но сорвалось. Зато здесь, с тобой, не сорвется. Когда я сейчас сдеру с тебя живого кожу…

Катя, вскочив на ноги, бросилась к подоконнику – столько оружия… Этот жуткий параноик… Он заткнется.

Выстрел! Пуля выбила кусок бетона в сантиметре над ее головой. Гай целился в нее – он веселился.

– К стене, на пол! Ты не думай, это не я, это он в тебя стреляет. Он и убьет. Потом, позже, – он просто заходился от хохота. – Это ж его пистолет. И всем будет ясно, что это он стрелял. А мы промолчим. Он уже ничего не расскажет, у него не будет языка. Я вырву ему язык.

– Гай! – крикнула Жуковская.

– Молчи! Ты должна быть со мной. Ты обещала – что бы ни случилось, ты мне обещала, помнишь? Что бы ни случилось… Мы теперь вместе.

Щелкнуло выкидное лезвие. Гай рухнул на колени, он весь трясся. Что это было – припадок, истерия, эйфория, метаморфоза чудовища? Нечто скрытое, сокровенное вырвалось наружу, и он уже не мог этого удержать. Он не контролировал себя, да это уже был и не он вовсе – кто-то другой, кто так долго, с самого рождения носил его шкуру.

Он рванул на груди своей жертвы клочья рубашки, ткнулся головой в плоть, нюхая свою добычу, раздирая кожу ногтями, а потом медленно, но с неистовой силой вонзил нож в позвоночник.

Раздался истошный вопль, но это кричал не раненый, а Жуковская. Через секунду ее крик оборвался – Гай (странно, но ему уже не подходило его привычное прозвище) рванул ее к себе, вцепился в ее лицо окровавленной пятерней. Пачкая, марая, уродуя.

– Вот, вот, вот, вот какой у этого вкус! Вот какой запах!

Он отшвырнул и ее. Он больше не принимал их в расчет, не обращал внимания. Орудуя ножом, как мясник, он старался не наносить глубоких смертельных ран, чтобы все продолжалось как можно дольше.

– Когда я доберусь до его кишок… А потом и до сердца… Слышишь, ты… Больно? Боль – это жизнь, она должна утекать по капле… Когда я вырву тебе горло… вырву твои глаза…

Нож звякнул об пол, он уже не был нужен этому существу. Скрюченные пальцы, впившиеся в рану, раздирающие ее когтями…