102  

Линдсей упрямо помотала головой:

– У меня ничего не сломано. Я бы почувствовала, если бы что не так. Просто я вся в синяках и у меня шок. Хорошенько высплюсь – и буду как новенькая. Но за заботу спасибо.

Линдсей направилась к двери, чувствуя, что не слишком-то уверенно держится на ногах.

Всего через несколько минут полицейские доставили ее к Лонгнор-Хаусу. Линдсей посмотрела на свою машину. Господи, казалось, она вышла из нее много-много часов назад! Взглянув на часы, она с удивлением обнаружила, что было всего начало первого ночи.

– Я никогда не смогу по-прежнему относиться к своему автомобилю, – сказала она сопровождавшему ее полицейскому. – Если бы этот подонок привел свой план в исполнение, то она бы стала моим гробом. Передайте инспектору Дарту, что я зайду к нему завтра около полудня.

Дверь в корпус была заперта. Плечи Линдсей поникли. Это был последний удар. Прислонившись к стене, она стала изучать надписи под звонками. «Воспитательница». «Старшая воспитательница». «Младшая воспитательница». Журналистка нажала кнопку звонка, моля Бога, чтобы дверь отворила Пэдди.

Часть V

Кода

Был уже десятый час, когда Пэдди распахнула шторы в своей спальне и оглянулась на спящую в ее постели Линдсей. Спутавшиеся волосы дополняли общую ужасающую картину: под глазами и на челюсти у нее темнели огромные синяки, нижняя губа распухла. Линдсей подняла веки и тут же сморщилась от боли. Пэдди подала ей стакан апельсинового сока и сочувственно улыбнулась.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

– Как будто меня переехал грузовик, – хрипло ответила Линдсей. – Я уверена, что эта сволочь Дарт нарочно позволил Картрайту побить меня.

– Погоди-погоди, я даже не понимаю, о чем ты толкуешь. – остановила Пэдди. – Прошлой ночью ты ввалилась сюда в таком виде, словно только что побывала в хорошей переделке, но нам почему-то заявила, что все в порядке, потребовала большой стакан виски и кровать и сказала, что ничего не будешь рассказывать, пока не выспишься. Корделия едва с ума не сошла от беспокойства. Я не могла уговорить ее лечь спать до трех часов ночи. Нет, Линдсей, в самом деле, ты невыносима.

Журналистка попыталась улыбнуться, но губа у нее так опухла, что она оставила эту затею.

– Извини. Только мне за вчерашний день слишком уж много досталось, – промолвила она. – Кстати, тебе разве не надо на уроки? Разве тебе не за них тут платят?

– Мне позволили один день не ходить на работу под тем предлогом, что я должна ухаживать за раненой журналисткой. Так что если сюда забредет Памела Овертон, то постарайся казаться больной.

– Ну с этим, по-моему, никаких проблем, – сказала Линдсей. – А где Корделия?

– Думаю, наверху. Я отправила ее в комнату для гостей. Она была так измучена, когда я уговорила ее пойти поспать. Думаю, она проспит еще долго, если только мы ее не разбудим, – объяснила Пэдди Кэллеген.

– А где же в таком случае спала ты?

– На диване. – Пэдди улыбнулась. – Знаешь, после тюремного «комфорта». – произнесла она с ударением, – сон на диване показался мне слаще, чем в люксе отеля «Риц».

– Прости, пожалуйста, за то, что я испортила тебе возвращение домой. – извинилась журналистка.

– Ну что ты несешь! – укорила ее Пэдди. – Лучше расскажи, что, черт возьми, происходит?

– Только после того, как приму душ и когда придет Корделия. Только тогда! Мне не по силам пересказывать всю эту чертовщину дважды.

Пэдди была заметно разочарована, однако Линдсей стояла на своем: ей необходимо немедленно вымыться и одеться. Вздохнув, Пэдди Кэллеген отправилась за Корделией, а журналистка поспешила в ванную. Горячая вода успокоила ушибы и ссадины на ее избитом теле.

Когда она вышла из ванной комнаты, Корделия уже металась по гостиной Пэдди, как тигрица в клетке.

Увидев Линдсей, она бросилась к ней и крепко обняла. Впервые после пробуждения Линдсей забыла о своей боли.

– Никогда больше так не пугай меня, – пробормотала писательница, гладя волосы Линдсей. – Слава богу, что ты жива.

Пэдди явно не ожидала столь горячего проявления чувств и предпочла удалиться в кухню, чтобы сварить еще кофе.

Когда она вернулась, эти голубки сидели рядом на диване, голова Линдсей покоилась на плече Корделии, и она так повернулась, что ее лица в синяках почти не было видно. Но, услыхав шаги Пэдди, Линдсей выпрямилась, чтобы приступить к обещанному рассказу. Даже теперь, при одном лишь упоминании о всех этих ужасах, по ее телу пробегали мурашки. Впрочем, и на Пэдди с Корделий история Линдсей произвела неизгладимое впечатление.

  102  
×
×