Армагеддон

Однако долго сетовать на судьбу и тем более жалеть себя было не в привычках полковника Лоусон. Внезапно её осенила новая занятная идея. Тут же всё вокруг предстало в более радужном свете. Таниной походке вернулись прежняя лёгкость и стремительность.

Пусть на этот раз её оставили в дураках. Таня не собирается сдаваться. Она точно знает, что ей делать теперь.

Глава 8 (38)

- Ты поработал на славу, сынок.

Отец Онфим откинулся на прямую жёсткую спинку деревянного кресла. Ни один лучик дневного света не проникал под угрюмые своды зала Специальных Поручений Церкви Меча.

Перед священником стоял майор Влад Прожогин, идентификационный код 2:5030/48. Лоб его покрывали предательские бисеринки холодной испарины, мундир насквозь промок от пота. Услышав слова священника, он лишь равнодушно пожал плечами, стараясь сохранить хладнокровный и непроницаемый вид:

- Спасибо за похвалу, отец Онфим. Я всего лишь выполнял свой долг. Служил родине и Церкви Меча.

- Уничтожив за короткое время сотню врагов, ты многократно перевыполнил свой долг, сын мой, - возразил отец Онфим. - Ты побил все рекорды. Многовековая история Церкви Меча не знала подобного достижения. Влад вновь пожал плечами.

- На счету Дэвида Келлса из корпуса «Одиссей» не меньше очков, - произнес он. - Я полагаю, тот таинственный киллер, о котором трезвонят американские телеканалы, это именно Келлс, По крайней мере, я не знаю другого профессионала, способного нанести столько точных ударов.

Отец Онфим, прищурив близорукие глаза, испытующе и пристально вглядывался в лицо своего подчинённого.

- А ты не думаешь, сынок, что басни врага про неуловимого киллера могут оказаться обыкновенными наглыми выдумками? - спросил он наконец. - Согласись, это вполне вероятно. Их журналисты - мастера стряпать подобные истории. Полагаю, они просто позавидовали твоим подвигам и, чтобы приуменьшить твою славу, выдумали собственного героя.

Влад тяжело вздохнул.

- Вы правы, отец Онфим, - нехотя согласился он. - Янки не зря пользуются репутацией мастеров большой лжи. В этом деле они почти не уступают нам. Только мы называемся мастерами дезинформации, а не лжи.

- И всё же ты считаешь, что сейчас они изменили своему обыкновению и сообщили правду, так ведь? - настаивал отец Онфим. - Скажи откровенно.

- Да, отец Онфим, я уверен, что сейчас американцы не лгут, - кивнул Влад. - Мне удалось уничтожить сотню врагов, и я знаю, Келлс вполне способен сделать то же самое. Мы с ним стали первыми священными убийцами. Я убил Рейгана. Он убил Ельцина. С тех пор миновала тысяча лет, в течение которых у нас было немало случаев совершенствовать своё мастерство. Ни один из нас не уступит другому. Ни в корпусе «Одиссей», ни в Церкви Меча нет другого бойца, который смог хотя бы отдалённо приблизиться к нашим достижениям.

Влад ощущал, как его охватила неодолимая горечь. Ему казалось, слова вот-вот застрянут у него в горле. Он так устал… безумно устал. Беспросветная тоска не отпускала его душу. Как бы он хотел умереть, забыться навсегда и прекратить наконец бесконечную череду бессмысленных убийств, на которую обрекает его неумолимый патриотический долг.

А ещё ему хотелось, чтобы отец Онфим перестал тянуть канитель и без лишних предисловий перешёл к делу. Влад прекрасно знал - священник вызвал его вовсе не для того, чтобы воздать хвалу его кровавым достижениям.

Отец Онфим словно прочёл мысли Влада.

- Ты совершенно прав, сын мой, - вновь заговорил он. - На этот раз американцы не лгут. С начала войны мы действительно потеряли сотню лучших генералов и могущественных боевых колдунов. Этот бешеный пёс, Дэвид Келлс, подло лишил их жизни.

В глубине сознания Влада мелькнуло любопытное соображение. Если Дэвид Келлс за свои деяния удостоился звания бешеного пса, почему же его, Влада, величают героем без страха и упрека? Ведь они оба совершили одинаковые подвиги, только каждый служил своей стране.

Мысленно он вернулся в недавнее прошлое, в уютный бассейн, в тёплых водах которого нежилась восхитительная Таня Лоусон. Она блаженно покачивалась на воде, а они оба - он, Влад, и Дэвид Келлс - пожирали её глазами. Потом взгляды их, оторвавшись от желанного, манящего тела, неожиданно встретились. Тогда между ними пробежала искра. Но то была отнюдь не искра вражды и соперничества. Напротив, оба внезапно почувствовали прилив дружеской симпатии. В тот момент стена взаимного недоброжелательства, разделявшая их, дала глубокую трещину.