Мера отчаяния

— Почему ты это сделал? — спросила она, протягивая назад правую руку и привлекая его к себе.

Он подвинулся поближе, но не обнял жену.

— Привычка, наверное.

— А-а… — протянула она, уже готовая обидеться.

— Привычка любить тебя.

Она улыбнулась, но все испортило шипение кофейника. Она разлила кофе по чашкам, добавила горячего молока и сахара, размешала. Он пил стоя, не стал садиться.

— Что будет дальше? — поинтересовалась она, сделав глоток.

— Поскольку это твое первое правонарушение, полагаю, дело обойдется штрафом.

— И все?

— Этого достаточно, — ответил Брунетти.

— А с тобой?

— Все зависит от того, как историю обыграют газеты. Кое-кто из журналистов годами ждал чего-то в этом духе.

Он собирался было перечислить возможные заголовки, но она перебила его: «Я знаю, знаю», — и он не стал.

— Однако есть также вероятность, что тебя превратят в истинную героиню, в Розу Люксембург секс-индустрии.

Они оба улыбнулись, хотя Брунетти говорил без тени сарказма.

— Я вовсе не к этому стремилась, Гвидо. И ты это знаешь. — И не успел он спросить, к чему же, собственно, она стремилась, как она сама пояснила: — Я хочу, чтоб им стало стыдно за свои поступки и они прикрыли свой бизнес.

— Кто, турагенты?

— Да! — ответила Паола и на некоторое время замолчала, отхлебывая кофе. Когда в чашке уже почти ничего не осталось, она отставила ее в сторону и произнесла: — Но не только. Я хочу, чтобы всем стало стыдно за свои поступки.

— Тем мужчинам, которые занимаются секс-туризмом?

— Да, им всем.

— Этого не будет, Паола, что бы ты там ни делала.

— Знаю. — Она допила кофе и встала, чтобы приготовить еще.

— Я больше не хочу, — сказал Брунетти. — Может, по дороге зайду в бар и выпью там.

— Еще слишком рано.

— Какой-нибудь бар уже открыт, — заметил он.

— Ну что ж…

Брунетти оказался прав. Он долго пил кофе в баре, оттягивая свой приход в квестуру. Он успел купить «Газеттино», хотя и знал, что там до завтрашнего дня интересующее его сообщение вряд ли появится. И все же изучил первую, потом вторую страницы раздела, посвященного местным новостям. Ничего.

У дверей квестуры стоял другой офицер. Восьми еще не было, и ему пришлось отпирать их для Брунетти, он отдал комиссару честь, пока тот проходил.

— Вьянелло уже пришел? — спросил Брунетти.

— Нет, комиссар. Я его не видел.

— Передайте ему, что я хотел бы видеть его, когда он появится, хорошо?

— Да, комиссар, — ответил офицер и снова отдал честь.

Брунетти стал подниматься по задней лестнице. Маринони, та женщина-комиссар, что недавно вышла из декрета, поздоровалась с ним, но сказала только, что слышала о свидетеле из Тревизо, и выразила свои сожаления.

Оказавшись в кабинете, он повесил пальто, сел за стол и развернул «Газеттино». Все было по-прежнему: одни чиновники вели расследование деятельности других чиновников, одни бывшие министры выдвигали обвинения против других, заговор в столице Албании, министр здравоохранения требовал возбудить уголовное дело против производителей поддельных медикаментов для стран третьего мира.

Он перешел ко второму разделу и на третьей странице нашел заметку, посвященную смерти синьоры Яковантуоно: «Casalinga muore cadendo per le scale» («Домохозяйка умерла, упав с лестницы»). Ну конечно!

Он все это слышал вчера: она упала, сосед нашел ее на нижней площадке лестницы, врачи констатировали смерть. Похороны состоятся завтра.

Едва он успел дочитать статью, как раздался стук в дверь и вошел Вьянелло. Брунетти достаточно было взглянуть на его лицо, однако он все же спросил:

— Ну, что говорят?

— Ланди начал обсуждать эту историю с самого утра, как только люди стали появляться в квестуре, но Руберти и Беллини ничего не сказали. Из газет пока никто не звонил.

— А Скарпа? — поинтересовался Брунетти.

— Он еще не пришел.

— Что говорит Ланди?

— Что доставил сюда вашу жену прошлой ночью, что она разбила витрину в туристическом агентстве на кампо Манин и что вы пришли и забрали ее отсюда, не заполнив бумаг. Он ведет себя, как судебный пристав, утверждает, будто формально она скрылась от правосудия.

Брунетти сложил лист бумаги пополам, потом еще раз. Он вспомнил свое обещание, данное Пучетти: наутро привести с собой жену, но вряд ли ее отсутствие — достаточное основание для заявления, что она скрывается от правосудия.